Не будем подражать порокам того, чьим достоинствам не можем следовать.
В оправдание собственной виновности думают: нет святых, все достойны порицания.
Жену распутную уберечь нельзя, а целомудренную стеречь не следует.
И святые могут впадать в зависть.
Кто обвиняется во многом и, оправдываясь в обвинениях, что-нибудь опускает, тот сознается в том, о чем умалчивает.
Крещение разрывает древние грехи, но не дает новых добродетелей.
Будем жить, как ничего не имеющие и всем обладающие.
Есть стыд, что ведет к смерти, и стыд, что ведет к жизни.
Будь умерен в скорби, помни эту истину: ничего чрезмерного.
Меньше греха следовать злу, которое признаешь добром, чем не сметь защищать того, что верно знаешь за добро.
Когда подаешь милостыню, пусть видит только Бог.
Усвоить дурное очень легко, и если не в силах бываешь подражать добродетелям других, то быстро перенимаешь их пороки.
Само произношение букв и первые начатки учения иначе преподаются ученым и иначе – невеждой.
Учись тому, чему сам учишь.
В переводе я передаю не слово в слово, а мысль в мысль.
Иоанн Златоуст
(347–407)
византийский богослов и христианский святой, архиепископ Константинопольский
Иоанн Златоуст. Фрагмент иконы
Любовь не знает насыщения, но, постоянно наслаждаясь любимыми, более и более воспламеняется.
Где бы ты ни был, молись. Ты – храм Божий: не ищи же места, нужно только душевное расположение.
Не думаю, что в среде священников много спасающихся, напротив – гораздо больше погибающих, и именно потому, что это дело требует великой души.
Народ составляют святые, а не толпа народа.
Наше гражданство на небе, а не на земле.
Мы же умываем руки, когда входим в церковь, зачем же не омываем сердца?
Что же такое смерть? То же, что снятие одежды… Что такое смерть? Временное путешествие, сон, который дольше обыкновенного.
Что же такое толпа? Нечто шумное, многомятежное, большей частью глупое, без цели носящееся туда и сюда, подобно волнам моря, составляемое часто из противоположных мнений. Кто имеет у себя такого владыку, не будет ли тот жалок более всякого другого?
Еще нет смиренномудрия в том, чтобы грешник считал себя грешником. Смиренномудрие состоит в том, чтобы, сознавая за собой много великого, ничего великого о себе не думать.
Время уныния не то, когда мы терпим зло, а когда делаем зло… Делая множество зла, мы не сокрушаемся и на короткое время, а если от кого-нибудь потерпим хоть малое зло, падаем духом, безумствуем, спешим отказаться и избавиться от жизни.
Многие приходят в церковь, произносят тысячи стихов молитвы и выходят, не зная, что говорили они; уста их движутся, а слух не слышит. Ты сам не слышишь своей молитвы: как же ты хочешь, чтобы Бог услышал твою молитву?
Награда тебе будет больше, когда ты станешь делать должное, не надеясь на награды.
Не множество тел мы желаем видеть в церкви, а множество слушателей.
Человек нередко бросается в бездну, чтобы только другие удивлялись ему.
Грех не в нашей природе; мы удостоены воли и свободы. Ты – мытарь? Можешь стать евангелистом. Ты – богохульник? Можешь стать апостолом. Ты – разбойник? Можешь приобрести рай… Нет такого греха, который не изглаживался бы покаянием.
Не вспоминай о своих добрых делах, чтобы помнил о них Бог.
Завидующий не может не быть и клеветником.
Разве Церковь – в стенах? Церковь – во множестве верующих.
Аврелий Августин (Блаженный Августин)
(354–430)
римский богослов, политик и философ
Святой Августин. Одна из 17 сцен цикла о жизни богослова. Беноццо Гоццоли. 1463 год
Все это одинаково: в начале жизни – воспитатели, учителя, орехи, мячики, воробьи; когда же человек стал взрослым – префекты, цари, золото, поместья, рабы – в сущности, все это одно и то же, только линейку сменяют тяжелые наказания.
Найдется ли вор, который спокойно терпел бы вора?
Я сам не могу полностью вместить себя. Ум тесен, чтобы овладеть собой же.
Прошлого уже нет, а будущего еще нет. И если бы настоящее всегда оставалось настоящим и не уходило в прошлое, то это было бы уже не время, а вечность; настоящее оказывается временем только потому, что оно уходит в прошлое.
Друзья мира сего настолько боятся расстаться с объятиями мира, что для них нет ничего труднее, как не трудиться.