1989
ПОЖЕЛТЕВШИЕ БЛОКНОТЫЧто буравишь ты, червь-книготочец,Пожелтевших блокнотов листы?Неудачливых строчек-пророчицНеужель опасаешься ты?Робкий в жизни, в писаниях смелый,Черноморских кварталов жилец,Их давно сочинил неумелый,Но исполненный веры юнец.Дышат строчки незрелой тревогой,Страшных лет в них темнеют черты.Уходи, книготочец, не трогайПожелтевших блокнотов листы.
1989
“Жил в Москве, в полуподвале…”
1989
АХМАТОВСКИЕ ЧТЕНИЯ В БОСТОНЕЗдесь все в себе таитВкус океанской соли.В иезуитской школеЗдесь памятник стоитИгнатию Лойоле.А та, что родиласьНа даче у ФонтанаВ моей Одессе, — АннаЗдесь подтверждает связьНевы и океана.Пять светлых, важных днейБогослуженья мая,Соль вечности вдыхая,Мы говорим о ней,О жительнице рая.
1989
КВАДРИГАСреди шутов, среди шутих,Разбойных, даровитых, пресных,Нас было четверо иных,Нас было четверо безвестных.Один, слагатель дивных строк,На точной рифме был помешан.Он как ребенок был жесток,Он как ребенок был безгрешен.Он, искалеченный войной,Вернулся в дом сырой, трухлявый,Расстался с прелестью-женой,В другой обрел он разум здравый,И только вместе с сединойЕго коснулся ангел славы.Второй, художник и поэт,В стихах и в красках был южанин,Но понимал он тень и свет,Как самородок-палешанин.Был долго в лагерях второй.Вернулся — весел, шумен, ярок.Жизнь для него была игройИ рукописью без помарок.Был не по правилам красив,Чужой сочувствовал удаче,И умер, славы не вкусив,Отдав искусству жизнь без сдачи,И только дружеский архивХранит накал его горячий.А третья нам была сестрой.Дочь пошехонского священства,Объединяя страсть и строй,Она искала совершенства.Муж-юноша погиб в тюрьме.Дитя свое сама растила.За робостью в ее умеУпрямая таилась сила.Как будто на похоронах,Шла по дороге безымянной,И в то же время был размах,Воспетый Осипом и Анной.На кладбище Немецком — прах,Душа — в юдоли богоданной.А мне, четвертому, — ломатьДевятый суждено десяток,Осталось близких вспоминать,Благословляя дней остаток.Мой путь, извилист и тяжел,То сонно двигался, то грозно.Я счастлив, что тебя нашел,Мне горько, что нашел я поздно.Случается, что снится мнеДвор детских лет, грехопаденье,Иль окруженье на войне,Иль матери нравоученье,А ты явилась — так во снеЯвляется стихотворенье.
1995[3]
ЧИТАЯ БОДЛЕРАЛязгает поздняя осень, знобит все живое,Падает влага со снегом с небес городских,Холод настиг пребывающих в вечном покое,В грязных и нищих квартирах все больше больных.Кот на окне хочет позы удобной и прочной,Телом худым и паршивым прижался к стеклу.Чья-то душа заблудилась в трубе водосточной, —То не моя ли, так близко, на этом углу?Нет между жизнью и смертью черты пограничной,Разницы нет между ночью и призраком дня.Знаю, что в это мгновенье на койке больничнойБрат мой глазами печальными ищет меня.
1995
ОСНОВАКакое счастье, если за основуСудьбы возьмешь концлагерь или гетто!Закат. Замолк черкизовский базар.Ты на скамье сидишь, а за спиноюХрущевский кооперативный дом,Где ты с женою бедно обитаешьВ двухкомнатной квартирке. Под скамьейУстроилась собака. Мальчуган,Лет, может быть, двенадцати, весьмаСерьезный и опрятный, нежноЩекочет прутиком собаку. СмотритС огромным уваженьем, с любопытствомЕго ровесница на это действо.Мила, но некрасива, голонога.Собака вылезает на песок.Она коричнева, а ноги желты.Тут возникает новое лицо,И тоже лет двенадцати. ПрелестнаКакой-то ранней прелестью восточной,И это знает. Не сказав ни словаПриятелям и завладев собакой,Ей что-то шепчет. Гладит. ГолоногойСоперница опасна. РаздаетсяС раскрытого окна на этажеЧетвертом полупьяный, но беззлобныйПривет: “Жиды, пора вам в Израиль”.По матери и по отцу ты русский,Но здесь живет и отчим твой Гантмахер,Он председатель кооператива.Отец расстрелян, мать в мордовской ссылкеС Гантмахером сошлась, таким же ссыльным.И ты потом с женой своей сошелся,Когда ее привез в Москву из ЛодзиСпаситель-партизан, а ты досрочноИз лагеря вернулся в институтНа третий курс, — она была на первом.Две пенсии, на жизнь почти хватает,Библиотека рядом, счастье рядом,Поскольку за основу ты берешьКонцлагерь или гетто.
1995
НИЧТОЖЕСТВОБратоубийца первый былЭдемской глины внуком. Неужели,Кусочек яблока отведав, ЕваКровь Каина бездумно отравилаДвуногою жестокостью? У зверяОтсутствует жестокость: пропитаньяОн ищет и того съедает, ктоСлабей, к нему не чувствуя вражды.Напоминаю: Каин, как велитПятидесятницы обычай,Часть урожая Богу преподнес,Но Бог, всеведаюший Бог,Злодея дар не принял. КаинПочувствовал в отвергнутом дареньиСвою бездарность — и ожесточился:Он был ничтожен, и жестокость этаЕсть следствие ничтожества его.А тот, кто любит Бога, не ничтожен,Не просит он, когда приносит.Кусочек яблока отведав, ЕваПотомка праха райского бездумноЖестокостью наполнила. Мы злы,Мы хуже, мы глупее зверя.Прости и помоги нам, Боже.
1996
БРАТКуда звонить? Конечно, в сад,Где те же яблоки висят,Что в тот злосчастный день висели,Но там и телефона нет,И никакого звона нет,И нет печали и веселий.А он спокойный, не больной,Оттуда говорит со мной.Он мальчик. Солнцем жизнь согрета,А мы бедны, мы босикомИдем на ближний пляж вдвоем.Звенит трамвай, пылает лето.
1996
КРУЖЕНИЕНочь негаданно надвинулась,Горсти вышвырнув монет,Наземь небо опрокинулосьТяжкой роскошью планет.В этом мнимом разрушенииГалактических светилЯ увидел разрешениеПротивостоящих сил.День в потемках не заблудится,Приближается мета,Все, о чем мечтали, сбудется,Но разумна ли мечта?Не окажется ль блаженнееЖизнь в размахе, на износ,В неприкаянном круженииЖалких пиршеств, тайных слез?
1997
ЯВЛЕНЬЕ В ГРУШЕВЕ
Украинская просодияПодошла толпа к подножьюНеба Украины,Увидала Матерь БожьюНад купой раины.Всех с улыбкою живоюС печалью ласкает,У нее над головоюТонкий нимб сверкает.В платье огненного цветаРодная одета,Вся она — источник света,Вся — источник света.Этот свет не свет известныйУтром, на закате,А земной он и небесныйВестник благодати.Электричеством рожденныйСвет горит иначе,Этот — жалостью зажженный,Нежный и горячий.Если жить с долготерпеньем,Все горе минует,И толпа себя с моленьемКрестом знаменует.И стоит поближе к Польше,Крепко держит веру,Удивляется все большеМилиционеру.Он сорвал с себя погоны,Сбросил гимнастеркуИ пошел, преображенный,Взобрался на горкуИ упал перед явленьемМатери БожьейС бессловесным тем моленьем,Что всех слов дороже.
СПОКОЙНЫЙ ПРИЮТ Полуночный пляж. Немного пловцов. На торжище женское тело нагое. Уехать скорей в обитель отцов, Увидеть другое, увидеть другое: Сады на холмах. Два камня седых. Молчащая мельница Монтефиоре. Внезапна заря, внезапна, как стих, Родившийся с низменным разумом в споре. Проснулся наш дом — Спокойный Приют, И купол мечети блестит против окон. Два облачка, слившись, сливаются в жгут, Как будто хасида курчавится локон. Созрел виноград. Тучнеют поля. Овечек стригут — осыпается волос. Цветы на земле, ждет песни земля, И вот уже слышится горлицы голос.
ВЕЧЕР В ЛЫХНАХ Повечерья абхазского Помню тоненький звон, И листвой осенен Эвкалиптовый сон. Помню воздуха ласковый Виноградный настой И луны молодой Ноготок золотой. Помню вешнюю раннюю Соловьиную трель, И губами апрель Зажимает свирель. Помню старцев собрание Тонкостанных, седых, Прозвенел и затих Диоскуровский стих.
СОНЕТ На волю вышло крепостное слово, Воров и нищих утвердился быт, Но не видать Желябова второго, Генсек-Освободитель не убит. Священствуют доносчик и развратник, Но с грустью мудрой смотрит доброта И рая многоопытный привратник Пред грешниками не закрыл врата. На стройке вавилонской башни спорят, Но на полях безумия войны Никто из них другого не поборет: Любовью будут все побеждены. Покуда зло не возродится снова, Оно — основа царствия земного.
ЖУКОВСКИЙ Какой тяжелый мрак, он давит, как чугунный, И звездочки тяжка сургучная печать, И странно говорит стихом Жуковский юный: “С каким весельем я буду умирать”. Завидую ему: знал, что и за могилой Он снова будет жить среди верховных сил, Где собеседники — то ангел шестикрылый, То маленькая та, которую любил. Там слава не нужна, там нет садов Белева, Там петербургские не блещут острова, Но Пушкина и там пророчествует слово И тень ученика убитого жива.
Примечания
1
Лит.:Кешоков А., Вторая жизнь поэзии, “Новый мир”, 1957, № 5;
Кулиев К., Чем продолжительней молчанье…, “Новый мир”, 1967, № 12;
Кугультинов Д., Наше светлое родство, “Литературная Россия”, 1971, 19 ноября;
Рассадин С., И будущее, и былое, “Литературная газета”, 1971, 8 дек.
2
Расшифровка магнитозаписи выполнена Т.Насыбулиной.
3
(Герои этого стихотворения — Арсений Тарковский, Аркадий Штейнберг и Мария Петровых).
Взято из Либрусека, http://lib.rus.ec/b/278812