– Бабушка не слышит, – отозвался вкрадчивый голос за спиной. – Ты тут совсем одна.
Она не стала оборачиваться. Последний месяц ей снились страшные сны. Белое лицо с той стороны окна. Ползущие по подушке рыжие волосы. Черная земля на страницах любимой книги. Плюшевый мишка с оторванной головой. Перевернутый портрет бабушки на мокрой стене.
– Бабушка-а-а-а, я боюсь! – всхлипнула она в пустоту.
– Не бойся, – голос стал нежнее.
Мимо, вертясь, пролетела тополиная пушинка.
– Посмотри вниз, просто посмотри вниз…
Она увидела, как в неверном свете фонарей речные струи складываются в огромное лицо. Два черных водоворота вращались на месте глаз, а белая пена растягивалась в зубастой улыбке. Водяной человек поднялся ей навстречу, разевая черный текучий рот. Она дернулась – и полетела сквозь ветер вниз.
Сердце ее разорвалось еще до того, как рыжие волосы коснулись воды.
Под утро Питер становится пустынным и тихим. Около четырех с улиц исчезают прохожие. Машины, конечно, шарахаются туда-сюда по центру, но все равно город глух и одинок. Макс с Ильюхой как раз возвращались пешком с вечеринки, дурачились на пустой улице. Макс щелкал фотиком, Ильюха охотно позировал.
– Айда к сфинксу! Лезь туда. Супер картинка будет.
– Супер!
– У-у-у, какая киска… Эй, киска, сожри сосиску!
Они долго по очереди кривлялись у статуй. Вспышка била в глаза.
– Давай у этих еще зверюг. Шо за твари? Химеры?
– Грифоны.
– Эй, грифон, сожри айфон!
Спустились к бронзовым грифонам пониже. Тут, у воды, было свежо, волны терлись о длинные ступени.
– Слушай, давай я на эту крылатую собачку верхом сяду.
– Во тема! Тагил рулит!
– Круть…ммааааа! А-а-а!
Макс выронил фотик от неожиданности. Илья, визжа, сползал с грифона.
– Ты че? Эй! Че за приколы?!
– Валим!
Ильюха проворно, на четвереньках, ломанулся вверх по лестнице.
– Очумел?!
– Она смотрит!.. На меня!.. Она… там!
Макс уставился в морду сфинкса – кто она? куда смотрит? – но Ильюха, подвывая, ткнул рукой в воду.
У ступеней качалось что-то длинное, вроде бревна. Потом Макс разглядел белое лицо с ямами глаз, змеящиеся по щекам волосы, водоросли… и сам взвизгнул:
– Трупак!
– Ут-топ-лен-ни-ца! – лязгнул зубами Ильюха.
Макс подхватил фотик, перегоняя друг друга, парни бросились подальше от проклятого места.
И снова на набережной стало тихо.
Только машины неумолчно гудели неподалеку да плескала о ступени вода.
А потом по стене скользнула огромная черная тень.
Утром в пятницу Ника первым делом полезла смотреть, в Сети ли Тишка.
Мама неслышно заглянула к ней в комнату, увидела, что дочка азартно стучит по клавишам, и тихонько, с облегчением, прикрыла дверь. А Ника увлеченно выстукивала: «Высокий, на целую голову выше меня, представляешь, а глаза – чума всей бабки! бабка всей чумы! Он меня давно заметил… тьфу, это даже не важно. Вечером мы…»
«Ой, у меня завал сейчас, но час после музыки твой», – отозвалась Тишка.
«Ага, заметано».
«Я тебя очень жду, расскажешь все!»
«Да я просто лопну, если не расскажу!!!»
После музыкалки Тишка всегда могла отговориться тем, что у нее еще сольфеджио или специальность. Тогда ее забирали на час позже. Подруги встречались в вестибюле и убегали в конец коридора, в маленький потайной тупичок с широким продавленным креслом. Лучшее место, чтоб поделиться секретами.
Тишка с круглыми от любопытства глазами плюхнулась в кресло, а Ника, волнуясь, ходила туда-сюда и говорила, говорила… Тишка сыпала вопросами: какой он? в каком классе? ну хоть примерно? наверх полезла?! вот ты крейзи… боже, как страшно! а потом? луна-а? да ладно! честно? а вы целовались? львица на доме? окно без света? сегодня вечером? ой, Ника-а-а-а-а…
Тишкины глаза мягко посверкивали. Она сама сейчас сидела на крыше, а за руку ее держал незнакомый светловолосый парень. Было весело и одновременно грустно. Нике повезло, а у нее, наверно, никогда такого не будет. Ее родители за хлебом не отпускают одну, не то что на крышу.
– Жаль, что у него нету мобильника, – в сотый раз вздохнула Ника.
– Жаль… – согласилась Тишка. – Но ты точно пойдешь сегодня?
– Спрашиваешь! Чертов день, почему еще не вечер?! Я не доживу, Тишка, я хочу к нему прямо сейчас! И он еще сказал… Погоди, ты ж не в курсе!
– Чего?
– Черный…
Ника осеклась. Тишка ничего не знала про Черного. Она знала, конечно, что Ника наткнулась в подъезде на жертву несчастного случая. И только. В самом начале этой истории Ника пряталась даже от нее. А потом появился Лев. Ладно, теперь она расскажет Тишке все. Теперь можно.
Но подруга уже нехотя выбралась из кресла:
– Бабушка ждет, пора мне. Я так рада за тебя. Ты мне ночью все-все-все напиши, ладно? Я сама вечером, может, в скайп выйду, буду ждать… А он есть «ВКонтакте»? А почту его ты знаешь?
– Почта, о черт! Я не спросила, во балда!
– Но ты сегодня спроси обязательно. Если срастется.
– Думаешь, может не срастись?
– Нет, я не о том… Он придет, конечно придет. Я в том смысле, что вдруг форс-мажор. Ты опять заболеешь, или его родители не отпустят, понимаешь?
– Ой, молчи, молчи, я с ума сойду!
– А помнишь, мы с тобой решили, что сходить с ума из-за мальчишек не будем?
– Да, помню… Но какой он мальчишка? Он марсианин, Тишка. Глаза у него серебряные. Эльф. Настоящий эльф.
– И шестикрылый серафим на перепутье мне явился.
– Ладно, погоди, тебе тоже какой-нибудь шестиногий встретится.
Смеясь, они вышли на крыльцо. Тишка побежала к бабушке, а Ника задержалась. Музыкалку окружал огромный пустынный двор, дальше парковка, еще дальше – улица, скрытая за деревьями. Тут, между облупленных серых колонн, часто бегали музыкальные мальчики с тонкими длинными пальцами. А ступеньки спускались прямо к вечной луже с вечно мокрыми голубями. Скорей бы лето, каникулы, конец учебы… Мама хотела услать ее в лагерь, но теперь, когда Лев… вдруг он будет в городе? Как много нужно у него спросить, как много рассказать, как бы все это не расплескать, не растерять, как вообще дожить до вечера, до которого – ууу! – еще полдня!
Она спустилась вниз, достала наушники.
«А у малиновой девочки взгляд откровенней, чем сталь клинка-а-а…» – загрохотал в наушниках Егор Летов.
Какая депрессуха!
– Цивилизация построила июль, на черных пальцах желтая смола, и близко осень, и на асфальте мертвая пчела-а-а…
И она недавно это слушала? Не-е-ет – срочно сменить весь лист! Пусть будет самба и африканские танцующие барабаны.
Она покопалась в настройках, и вскоре в наушниках зацокала латина.
Ника мимолетно улыбнулась музыкальным мальчикам, они помахали ей нотами. В сером воздухе висела кисельная морось. Пахло дождем. А на самом деле, конечно, пахло солнцем. Просто никто этого не чувствовал, кроме нее.
– Ангелиночка, я гезетку забыла купить, ты ступай, ступай, а я до киоска.
– Бабушка, может, я сбегаю?
– Да что ты, что ты! Не кушала еще, иди, иди. На музыке-то вашей полдня держат, разве ж так можно? Я там суп уже перелила из кастрюльки, обязательно чесночку порежь, инфекция кругом, весна, а ноги-то у тебя не мокрые, часом?
– Да сухие у меня ноги, бабуля! И чеснок я терпеть не могу.
– Что значит «не могу», в нем витамины, фитонциды, ты знаешь, сколько сейчас заразы по городу ходит?
– Ой, бабушка, смотри, Мария Федоровна из подъезда вышла!
– А, ну беги-беги, а я пойду газетку-то возьму…
Бабушка пошла на сближение с Марией Федоровной, а Тишка свернула в свою подворотню. Есть она совсем не хотела. Она хотела думать про Нику и ее марсианина. Первая любовь – и сразу серафим. Шестикрылый. На крыше. Может, вправду судьба?
Во дворе, перекопанном из-за очередного ремонта, громоздились кучи земли и колотого асфальта. Она перебежала раскопанный ров по шаткому дощатому мостику. Внизу, у вывороченных труб, скопилась глинистая вода. Угол двора шелестел красно-белыми лентами – там замер сложный ремонтный агрегат, похожий на динозавра, которому откусили голову.