– Так вот как полностью зовут мою спасительницу – Ника Черная? – галантно улыбнулся мне Саша.
Вообще-то полностью меня зовут Никандра Чернореченская, это уже в школе сократили. Но объяснять было лень, и я молча кивнула.
– Она нас тогда всех спасла, – продолжил Колька. – Ты расспроси ее – она тебе такое расскажет, что ты и не поверишь! Но это правда.
– Ага, про огненного змея я бы и сама не поверила, если б кто чужой рассказал! – подхватила Кремнева.
– Вот ведь языки без костей! – вырвалось у меня. – Все растрепали!
Все виновато потупили глаза.
– Ты не обижайся, ладно? – ответила Лилька. – Мы же не кому попало болтали!
Я снова бросила взгляд на окно. Дождя уже не было, небо на глазах прояснялось, хмарь сменял чистый и тихий летний вечер. Но теперь моя злость прошла, и мне было уже безразлично, уйдет этот Саша сейчас же или побудет тут еще пару часиков. С моими друзьями он явно нашел общий язык. Нормальный пацан, вовсе не такой, как я его в своей предвзятости представляла.
– Ну, – сказал он. – Ника вряд ли сейчас захочет рассказывать эти истории…
– Верно угадал, – я флегматично смотрела мимо него.
– Тогда я вам сейчас тоже расскажу страшилку! – Саша встал, обвел взглядом ребят и таинственно начал: – Это было несколько дней назад, когда мы с семьей собирались ехать на дачу. Выехали на машине из двора, и вдруг я смотрю – в черной-черной тени куста стоит девочка во всем черном-черном и смотрит на меня так злобно, что мне аж страшно стало. А в руках у нее был большой пакет, и тоже черный-черный.
Все недоуменно уставились на него, а я не выдержала и прыснула. Ну надо же, заметил. И неужели я действительно смотрела так злобно? Не понравилось мне это словцо в его рассказе, но я не люблю придираться к словам. А черный пакет… Ах да, «труповозка», как называет этот пакет мама, я несла учебники сдавать.
– К твоему сведенью, – сказала я серьезно, – это был пакет-«труповозка».
Тут уже у Саши округлились глаза.
– И что в нем было?
– То, с чем я навеки простилась, а потому спешила избавиться без сожаления. Не будем об этом, ведь среди нас слабонервные девушки имеются, – мрачно процедила я.
Саша смотрел ошалело. Ага, испугался! Я пожала плечами:
– Тебе же было сказано – я злая.
И тут, как на грех, из комнаты важно вышел рыжий котенок, волочивший в зубах небольшой черный пакетик, где оставалось полсосиски.
Я не растерялась:
– Ты где это откопал?! Брысь, кыш, фу! А ну брось!
Котенок глянул на меня воровато и убежал, волоча пакет. Все рассмеялись, но Саша остался серьезен:
– И все-таки – ты меня знала? Откуда?
– Да не знала я тебя, отстань!
– Сомневаюсь, – мягко ответил он. – Во-первых, ты стояла тогда лицом к нашему дому и смотрела на меня с ненавистью, хотя я ничего тебе не сделал. Во-вторых, я и раньше тебя там видел. И в-третьих, сегодня ты назвала меня по имени.
Логично, подумала я, вот только что ему ответить? Злость на него уже прошла, даже чувство вины появилось, что обидела ни за что.
– Наш дом стоит на краю поселка, на отшибе, – продолжал Саша. – Трудно предположить, что ты просто так шла себе мимо – там идти некуда, пустыри одни.
Ах да, дом…
– Я просто не люблю гламурно-ванильных пряничных домиков!
– И поэтому ты регулярно приходила, чтобы на него посмотреть?
– Да, поэтому, – съязвила я. – Все ждала, вдруг он рухнет. И типов, которые всю жизнь отгораживаются от окружающего мира наушниками, я тоже очень не люблю.
Он улыбнулся, развел руками:
– Утонули наушники вместе с плейером. И мобильник тоже.
– И слава богу.
– А что ты против них имеешь? Не любишь музыку?
Я стремительно прошлась по комнате, украдкой выглянула в окно, где уже вовсю светило предзакатное солнышко.
– Музыку я как раз люблю. Мы все здесь страстные меломаны, к твоему сведенью. Музыка – та же пища, только для души. Ее можно подать изысканным блюдом для определенного настроя и ситуации, можно включить что-нибудь с драйвом для работы физической, можно классику – для умственной. А можно тупо напихивать ее в уши, как обжора набивает брюхо. Такое приедается, не приносит уже ни радости, ни пользы, а привычка остается. Да и потом, неужели окружающий мир такой плохой, что от него надо отгораживаться?
Какое-то время он молчал, переваривая.
– Ты, наверное, книжки умные читаешь? – Ирония в его голосе была очень хорошо скрыта.