— Завтра! — предложил Бук.
Бориска и Сорока согласились.
— Хорошо, — сказал робот Олег. — Число выбрано. Теперь надо решить — в котором часу?
— Я предлагаю — утром, — протрещала Сорока. — Когда на улицах будет безлюдно, а Ёкалы-Мокалы еще не проснутся.
— А я думаю — ночью, — сказал Бориска. — В два часа. Тогда и темно и безлюдно. Самое подходящее время.
— А где мы ночью возьмем попутку? — ехидно спросила Сорока. — Нет, утром… Только утром!
— Нам не приходится ждать идеальных условий, — заметил робот Олег. — Любое время не особенно удобно. Лично мне более продуманным кажется Борискин вариант — в темноте легко прятаться. Но поскольку эта ночь уже наступает, а мы не совсем подготовлены, целесообразнее осуществить наш план следующей ночью.
— Я не возражаю, — сказал Бук.
— Пусть будет по-вашему, — обиженно сказала Сорока. — Тогда примите хотя бы мое предложение сочинить песню.
— Да ну ее! — сказал Бук. — Мы и так уже насочиняли много песен. Толку от них!..
— Последнюю-препоследнюю, — сказала Сорока. — Вдруг она окажется полезной!
Робот Олег пожал металлическими плечами. Он больше надеялся на точный расчет и железное спокойствие. Но возражать не стал.
И вечер в Борискиной комнате закончился распеванием такой песни:
— А я не смогу строить берлогу, — сказал Бориска. — Я должен остаться в городе. Скоро — первое сентября. Зато потом, когда приду в гости, смогу побелить в берлоге потолок и покрасить пол!
— Это — само-собой… — заметила Сорока. — А пока сходи и скажи папе, чтобы он был готов помогать нам завтра ночью…
Большая Медведица смотрит на город
В том, что хуже всего ждать и догонять, друзья сполна убедились в последний день. Поминутно то один, то другой спрашивал: «Который час?». После вопроса слышался очередной вздох и слова: «Как медленно тянется время!..»
Бориску обрадовало, что по небу поползли плотные серые тучи.
— Хорошо, — сказал он друзьям, — погода портится. Для нас лучше, если ночь будет беспросветной.
Немного погодя выглянуло солнце.
— Плохо, — сказал он. — Небо, кажется, станет ясным.
— Солнце скоро спрячется, — успокоил Бориску Бук. — Оно выглянуло только для того, чтобы пообещать нам удачу.
— Конечно, — подтвердила Сорока. — Солнце всегда должно обещать нам удачу. Ведь мы спасли его от лохматой тучи. Оно знает, что ночью нас ждет опасная работа. Солнце попросит и луну не выглядывать сегодня, вот увидите!
— Увидим… — отозвался Бориска без особой надежды. Чтобы отвлечься от ожидания, он предложил Буку и Сороке прогуляться по городу.
— Что вы хотели бы посмотреть? — спросил он друзей.
— Я не раз пролетала над городом, — сказала Сорока. — По-моему, самое интересное место — большая свалка. Там можно найти массу разных блестящих штучек. Но я их уже не собираю, надоело.
— Свалка не в городе, а где-то за городом, — сказал Бориска. — Я даже не знаю, где она.
— Я и не собираюсь на нее смотреть, — сказала Сорока. — Просто вспомнила про нее. Куда же нам пойти, чтобы повеселиться?.. — Она задумалась на минуту, потом воскликнула:- Давайте сходим к оперному театру! Мне захотелось посидеть на его крыше. Это, наверное, гораздо возвышенней, чем сидеть на крыше клуба!
— Э, — заметил Бук, — не все ли равно. Крыша — она и есть крыша.
— Не скажи, — возразила Сорока. — У оперного театра крыша гораздо выше.
— Лети, лети, — ехидно сказал Бук. — Потом хвастаться будешь тем, что сидела на крыше оперного театра.
— А тебе завидно… завидно? — попыталась поддразнить Бука Сорока. — Сам-то куда хочешь сходить?
— На базар… — откровенно признался Бук. — Там должны продавать кедровые орехи. Не мешает перед дорогой пополнить ими заплечный мешок.
— Робот Олег, ты пойдешь с нами? — спросила Сорока. Глаза робота вспыхнули. Он отрицательно помотал головой и, показав рукой на книги, ответил:
— Меня в настоящий момент заинтересовала художественная литература.
— Пошли, — сказал Бориска. — Пусть робот Олег читает. А мы сходим к оперному, на базар и еще… еще я свожу вас в кино!
— А что мы будем делать в этом кино? — спросил Бук.
— Сидеть и смотреть на экран…
— Я и сам знаю, что там надо смотреть, — перебил Бук. Он, разумеется, никогда не ходил в кинотеатр. Но, как иногда случается и с людьми, захотел показаться более знающим, чем был на самом деле. А боясь обнаружить незнание, постарался изменить разговор.
— Мы вдоволь насмотримся и на Сороку, — заметил он. — Ты думаешь, она быстро слетит с крыши оперного театра? Как бы не так. Сорока будет сидеть на ней до тех пор, пока не покажется всему городу. Она такая…
— Какая есть! — протрещала Сорока. — Люди тоже захотят посмотреть на меня. Я почти уверена: они никогда не видели Сороки на крыше оперного театра.
— А в кино продают мороженое. С орехами, — сказал Бориска.
— С орехами? — переспросил Бук и вскочил. — Чего же мы ждем? — воскликнул он. — Если там продают орехи с мороженым, тогда обязательно надо посмотреть кино! На первое у нас будет базар, на второе — кино, а на третье — крыша.
— Нет, сначала крыша… — запротестовала Сорока.
— А я говорю — на третье! — не уступал Бук.
Они заспорили так, что даже стали наскакивать друг на друга.
— Давайте бросим жребий, — предложил Бориска, чтобы помирить друзей. — Вот пуговица. Если Сорока отгадает, в какой руке я держу ее, — будет так, как хочет она.
И Бориска, переложив за спиной пуговицу из одной руки в другую, спросил:
— Ну, в какой?
Сорока крутнула головой, хитро посмотрела на Бориску и сказала:
— В правой!..
Бориска медленно разжал ладонь.
— Урра, я отгадала! — обрадовалась Сорока. — Где моя драгоценность? — засуетилась она, разыскивая кругляшок на цепочке.
А надев его, минут пять вертелась перед зеркалом.
— Тот, кто собрался в театр, должен выглядеть нарядным, — протрещала она, заметив насмешливый взгляд Бука.
Подстриженные кусты около оперного еще стояли плотной зеленой стенкой, словно осень была далеко-далеко, а не в двух шагах от них.
Кое-где чирикали воробьи. Вверху, между колоннами, переговаривались голуби. Купол поднимался громадным богатырским шлемом.
— Культуррное место, — сказала Сорока, оглядывая театр. — Когда я пролетала над городом и смотрела вниз, он показался мне почти игрушечным. С земли смотреть на театр совсем другое дело.
Сорока взлетела, уселась на самой макушке купола и стала едва заметной снизу.
— Как я смотрюсь? — крикнула она.
— Никак, — ответил Бук. — Если не знать, что ты сидишь там, тебя можно и совсем не заметить.
Но Сорока ничуть не расстроилась. Попрыгав по куполу, она слетела на асфальт в замечательном настроении. Глаза ее мечтательно поблескивали.
— Теперь я понимаю, насколько прекрасно высокое искусство, — сказала Сорока, поправляя на груди кругляшок. — Странно, что голуби не поднимаются выше колонн — я ни одного из них не встретила на куполе.
— Они слишком разжирели, — заметил Бук. — Искусство на них не действует так, как на тебя. Вот если бы кто-нибудь насыпал голубям крошек на крышу, они бы паслись там.