Надрывающийся мобильный телефон, прикрытый сброшенным на пол белоснежным медицинским халатом, валялся недалеко от кровати. Хозяйка халата, единственной одеждой которой был свисающий с плеча бюстгальтер, ритмично двигалась, обхватив бедрами лежащего на спине Мусу. В ее правой руке находилась груша, которую она сжимала в такт движениям. Резиновая трубка соединяла грушу с черной повязкой на левой руке Мусы. По-видимому, шел процесс измерения давления.
Ларри поставил поднос на пол, поднял телефон и, подойдя к окну, нажал кнопку приема.
– Муса Самсонович, – сказала трубка, – к вам Ларри...
– Ладно, -– буркнул Ларри, – сейчас передам.
Он прошел к креслу, стоявшему у изголовья кровати, и безмятежно уселся. Через полминуты медсестра, случайно открыв глаза, заметила его и застыла с разинутым ртом.
– Как давление? – озабоченно спросил Ларри. – Не зашкаливает?
Муса повернул голову, увидел Ларри и широко улыбнулся.
– Как ты быстро! Я тебя раньше, чем через полчаса, и не ждал. Леля, – обратился он к сестре, – ты иди пока, нам поговорить надо
Леля свирепо фыркнула и, натянув на себя простыню, соскочила с Мусы на пол.
– Это ты зря, – определил Ларри, окинув взором обнажившуюся фигуру Мусы. – Такие процедуры нельзя преждевременно заканчивать Могут исказиться медицинские показания.
– Ладно, – сказал Муса, садясь на кровати. – Меня эти процедуры уже доконали. Я тебе вчера говорил. Лелечка! Не обижайся. Это старый друг. Познакомься.
Лелечка прошуршала за спиной Ларри халатом и возникла в поле зрения уже одетая.
– Леля, – представилась она, протягивая ладошку.
Ларри встал и поклонился, уважительно пожимая руку дамы.
– Ларри. Окажите нам уважение, побудьте еще минуту в нашем обществе. Я ваше шампанское принес. Выпейте с нами. Один бокал.
Он так незаметно, но убедительно подчеркнул слово "один", что Леля немедленно определила количество отпущенных ей секунд. Она опустилась в указанное ей кресло, сдвинула точеные колени, взяла протянутый Ларри бокал и скромно потупилась.
– За встречу, – сказал, улыбаясь, Ларри и подал бокал Мусе. – И чтобы у тебя с давлением всегда было как сегодня. Согласны, Леля?
Леля покраснела и кивнула. Потом залпом осушила бокал.
– Я пойду, ладно? – сказала она, вставая. – Меня еще больные ждут. А вам поговорить надо.
Ларри проводил ее одобрительным взглядом.
– Хорошая девочка. Понятливая. И из себя ничего. Студентка?
– Нет. – Муса вылез из кровати и натянул трусы. – Это штатный персонал. Замужем. Двое детей.
– Ты смотри! А по фигуре и не скажешь? Сколько ей лет?
– Двадцать два, если не врет.
– Так, говоришь, у тебя идея появилась? – Ларри посчитал, что пора сменить тему.
– Появилась, – оживился Муса, – слушай...
– Молодец! – перебил его Ларри. – Интересно, сколько у тебя здесь комнат?
– Три. Эта, еще одна и вон та. А что?
Ларри вышел в первую комнату, вернулся с коробкой и стал медленно ее распаковывать. В коробке были бутылки с виски, коньяком и "бабоукладчиком" – ликером "Амаретто". На свет появились бастурма, маринованный чеснок, остро пахнущее чесноком розовое сало, гранаты, мандарины, зеленые стручки грузинского перца...
– Я сегодня с делами завязал, – сообщил Ларри. – Решил отдохнуть. Я почему про комнаты спрашиваю? Позови свою Лелю обратно. Или другую какую-нибудь. И пусть подружку приведет. Посидим, отдохнем...
Муса изумленно уставился на Ларри.
– Ты серьезно? Ну давай Только сначала о делах поговорим, а?
– Зачем? – в глазах у Ларри будто бы просквозило непонятное выражение брезгливости, появилось и тут же исчезло, – Я же сказал – мне сегодня надоело работать. О делах всегда успеем поговорить. Сегодня поговорим. Только потом. Или завтра. Давай отдохнем немножко. Позови своего раба, пусть сходит за девочками.
– Черт с тобой! – расхохотался Муса. – Раз уж ты меня на самом интересном месте остановил... Дай-ка телефон.
Когда за окнами стемнело, а осушившие бутылку "Амаретто" и на совесть поработавшие медицинские нимфы удалились сдавать дежурство, Ларри вышел из комнаты, которую Муса назвал "вон та", бросил взгляд на недвижное тело друга и стал бесшумно пробираться к выходу. Он был уже у двери, когда раздался голос Мусы:
– Ты куда? Мы же договаривались побеседовать по делу, разве нет?
– Да куда уж сегодня, – проворчал Ларри, продолжая двигаться к двери. – Я напился – просто ужас как. Ничего не соображаю. И девочка эта попалась – не девочка, а кошмар. Всего измотала. Нимфоманка. Каждая косточка болит. Давай в другой раз...
Но Муса становился все настойчивее.
– Нет, давай сейчас. Детали можно в другой раз обсудить, а идею я сейчас хочу озвучить. Ты куда? Вернись, я тебе говорю!
Ларри постоял в темноте, сжимая и разжимая веснушчатые кулаки, потом повернулся, медленно и тяжело ступая, прошел по комнате, сел в кресло рядом с кроватью и зажег торшер.
– Погибели моей хочешь, – добродушно сказал он. – Не жалеешь друга. Черт с тобой, рассказывай.
– Идея простая, – сказал Муса. – Я могу договориться, чтобы Завод принял у нас нашу долю в СНК. В обмен на долги.
– Да ты что? – искренне изумился Ларри. – Слушай, это же потрясающая мысль! Погоди! У нас двадцать шесть процентов, блокирующий пакет. По номиналу это... двадцать шесть миллионов. Ну да. А долг – почти шестьдесят!
– В том-то и дело! – радостно улыбнулся Муса. – Я долго думал. Мы им предлагаем весь блокирующий пакет целиком. Право на блокировку решений, ей-богу, стоит шестьдесят миллионов. Против такой сделки ни одна собака возражать не будет.
– Но при этом мы теряем свою долю в СНК, – напомнил Ларри. – И контроль над Заводом. Все, что задумывали, полетит к черту...
– А если станции за гроши продавать, то не полетит? Жить на что будем?
– Не на что будет жить, – честно признался Ларри. – Но Платон на это не пойдет. И знаешь что...
– Что?
– Мне это тоже не нравится.
Муса не сдавался. Завернувшись в простыню, он летал, забыв про хромоту, по больничному номеру и вываливал на Ларри один аргумент за другим. Ларри поворачивался, поскрипывая креслом, и сквозь полузакрытые веки следил за хаотичными передвижениями Мусы. Наконец он поднял руки.