– Я тебя прошу, – Марк с трудом выговорил непривычные слова, – как друга... Устрой мне встречу с Платоном. В клубе меня с ним не соединяют, на даче охрана снимает трубку... Как друга прошу...
– Но как... – начала говорить Мария, однако, посмотрев на Марка; oсеклась.
– У тебя же есть способ. Ты знаешь, где он бывает. Просто предупреди меня. Я подъеду и подожду. Ты не беспокойся, я тебя не выдам. Все будет выглядеть совершенно нормально
Способ был.
Много лет назад, когда "Инфокар" только вселялся в собственный офис, а Платон сосредоточенно размышлял, допустимо ли брать на работу девушку, еще вчера засыпавшую у него на плече, было достигнуто соглашение, что работа и постель несовместимы. Мария отчетливо понимала: любовь со дня на день сойдет на нет, тем более что безошибочные признаки этого уже стали явственно обнаруживаться, а совместная работа – категория более жизнеспособная. Поэтому она сделала единственно правильный выбор, положив немало сил, чтобы монополизировать все платоновские контакты и тем самым стать для Платона единственной и незаменимой связью с внешним миром. Время от времени в голове у Платона что-то щелкало, он осознавал невидимую, но непреодолимую зависимость от Марии и начинал совершать судорожные движения, пытаясь вырваться. Так было, когда он выдернул из Института Леню Донских. Конечно, головокружительный провал Лени во многом был вызван специфическими особенностями платоновского характера, но и Мария, почувствовавшая в появлении Лени немалую угрозу, сыграла здесь немалую роль. Ничего особенного ей и делать-то не надо было – Мария просто-напросто отсекла Леню от своей записной книжки. И когда Платон поручал Донских, скажем, организовать якобы случайную встречу неких А и Б, то у Лени были всего две возможности: либо выяснить у Платона, кто это такие и как их найти, либо идти к Марии на поклон. Из-за нарастающих трудностей при контактах с Платоном, откровенно не понимающим, почему нельзя сделать столь простую вещь, не надоедая ему идиотскими вопросами, Леня вынужден был все чаще и чаще выбирать последний вариант. Мария кивала головой, что-то записывала на бумажке и с легкостью решала задачу. Нет, она никогда не отказывала Лене, если он просил чей-либо телефон, но давала ему только номера приемных, где вышколенные секретарши привычно налаживали Леню по большому кругу. А сама, выждав некоторое время, набирала либо прямой номер, либо номер мобильного телефона. И Леня довольно быстро ушел в тень, а потом перебрался на подмосковную базу, откуда, после известных событий, его убрал Ларри.
Попыток вторжения в деятельность Марии было еще немало, но она отражала их с той же решительностью и эффективностью. Вряд ли Мария отдавала себе в этом полный отчет, но чем больше проходило времени, тем необходимее для нее становилась близость к Платону, не имеющая никакой интимной основы, не подкрепленная материальными благами, не влекущая за собой даже эпизодических деловых встреч. Если в течение дня Платон долго не звонил в офис, чтобы скороговоркой справиться, как дела, и дать несколько поручений, на щеках у Марии загорались красные пятна, голос становился резкими неприятным, и попадаться ей на глаза в эти минуты было опасно.
Проще всего объяснял перемены в ее настроении Марк Цейтлин, который в таких случаях обычно говорил, пожимая плечами:
– Бесится баба. Обычное дело – ее трахать некому. Вот она и сходит с ума. Ей бы найти кого-нибудь, вот с таким членом, и все было бы в порядке.
Однако простые объяснения не всегда оказываются верными. При инфокаровском режиме работы с личной жизнью у всех было не очень. А у Марии, при канувшем в неизвестность муже, хуже, чем у других. Иногда, во время коротких отпусков, у нее завязывались курортные романчики, но они так ничем и не кончались и приносили мимолетное, скорее моральное, чем физическое удовлетворение, потому что после первой же ночи Мария начинала откровенно тяготиться партнером. Вряд ли даже она сама отдавала себе отчет в том, что ее "я", перекипев в алхимическом инфокаровском тигле, попросту сублимировалось в насущную, требовательную и всепоглощающую потребность служения, конечной целью которого было бы полное слияние с человеком, олицетворяющим ныне весь смысл ее существования, – слияние не физическое, не плотское, но духовное, не подвластное ни времени, ни внешнему миру и не обремененное низменными человеческими страстями – страхом, жадностью или ревностью.
Мария с удивлением обнаруживала, что, когда Платон, поглощенный важными государственными или коммерческими делами до полного забвения, поручает ей срочно связаться с какой-нибудь очередной Эммой или Кларой, послать машину, забрать эту Эмму из косметического салона и привезти в ресторан, или же оформить швейцарскую визу, купить билет, провести через депутатский зал и проследить, чтобы Клара точно вылетела к нему в Лозанну, то она, Мария, которой, с учетом прошлого, полагалось бы испытать если не злость, то по крайней мере обиду, воспринимает поручение с какой-то непонятной радостью, чуть ли не с восторгом. Она встречалась с ослепительными длинноногими красавицами, подолгу разговаривала с ними, выслушивала интимные откровения, давала советы... И оставалась лучшей подругой Эммы, даже когда ей на смену окончательно и бесповоротно приходила Клара. И не переставала общаться с Кларой, когда появлялась Элина.
Может, в этом было что-то противоестественное, но в калейдоскопической смене платоновских подруг Мария видела чуть ли не основу все усиливающегося единения между собой и Платоном. И чем больше было этих подруг, тем меньшую потребность ощущала Мария в налаживании своей собственной личной жизни.
Марк, будучи человеком сугубо земным, конечно же, ошибался, объясняя вспышки темперамента причинами физиологического характера. Все было куда сложнее. Именно эта сложность привела к тому, что, захватив полностью все деловые контакты Платона и осуществляя регулярное руководство его личными связями, Мария стала самостоятельно расширять круг его знакомств. Теперь уже девочки стали попадать в постель к Платону только через нее. Хотя сам Платон об этом, скорее всего, и не догадывался.
Ее знали во всех модельных агентствах. Она находила время, чтобы приезжать на просмотры и конкурсы, куда со всей страны стекались девочки в поисках славы и выгодного мужа, тихо садилась в углу, доставала блокнот и делала пометки. Затем подолгу беседовала с возможными кандидатками. Беспощадно отсеивала непригодных. А тех, кого в результате выбирала, приближала к себе, шлифовала, давала не подлежащие обсуждению советы и наконец приводила на какой-нибудь прием, на котором должен был появиться Платон. Видя, как загораются его глаза, как он, отставив недопитую рюмку, начинает с мальчишеской застенчивостью протискиваться в сторону новенькой, Мария испытывала чувство, близкое к экстазу. А когда, в конце вечера, Платон увозил с собой ее творение, ошалевшее от неожиданно свалив