Эклз замер в сантиметре от лица Коллинза. По толпе зрителей прокатился взволнованный шепот.
- Дальше мы наложим музыку для настроения, так что остальное пишем без звука.
Эдлунд поднялся со своего места и подошел к актерам.
- Дженс, ты властно толкаешь его в стену и припечатываешь поцелуем. А ты, - Бен повернулся к Мише и поправил очки, - В шоке, ты не реагируешь, позволяя «Дину» вести. Дженс будет держать тебя за плечи, а ты сам пока не пользуешься руками. «Кас» должен быть будто парализован происходящим, настолько это неожиданно и волнующе для него. Понятно? Возвращайтесь на последнюю контрольную точку.
И Эдлунд отступил от них, скрывшись в тени декораций. Дженсен шагнул назад. Ноги были как ватные, а губы слегка дрожали. Только бы не заметили. Вдох. Выдох.
- Первая камера – общий план, - крикнул Карвер, - Вторая и третья – слева, крупно. Поехали!
- А ты до сих пор не понял? – повторил реплику Эклз.
От волнения получилось более низко и глухо. Лучше. Шаг к Коллинзу. Голубые глаза распахиваются в удивлении. Дыхание замирает. Дженсен берет его за плечи. Гладкая, шелестящая ткань плаща. Резко толкает в стену и – словно нырок в воду – резкий поцелуй. Быстро, чтобы не успеть испугаться. Не задумываясь. Столкновение губ. Мягкость и теплота. Сзади ахнули зрители. Карвер что-то крикнул операторам.
- Дженс, запусти пальцы в его волосы, - подсказывает из тени Эдлунд.
Дженсен как во сне. Он словно опьянен. Голова идет кругом. «Кас» отвечает на его поцелуй, или это отвечает Миша? Дыхание невозможно выровнять. От Коллинза слабо пахнет виски. Он что, опрокинул рюмку для храбрости? Нервная улыбка от этой мысли искривляет губы Эклза, слегка размазывая поцелуй. Тут же откуда-то из-за спины доносится голос Карвера:
- Джим, ты снял его усмешку?
У Миши такие мягкие волосы. В них так приятно зарываться пальцами, оглаживать, сминать. Чуть колется щетина, и от этого волна дрожи прокатывается по телу. Дженсен открывает глаза, и встречается с игриво-насмешливым взглядом Коллинза.
- Стоп! – командует режиссер, - Миш, хватит ржать!
Коллинз смеется. Дженсен не может понять, нервное это, или Мишу на самом деле все это забавляет. Самому Эклзу не до смеха, но глядя на партнера, смешок срывается и с его губ.
- Фу, гомосятина, - плюется оператор Джим, но сам продолжает улыбаться.
- Так, народ! – Джереми Карвер хлопает в ладоши, призывая к порядку, потому что уже даже Падалеки начал выкрикивать комментарии со своего места, - Мы тут пытаемся работать. Так что соберитесь, последний рывок! Дженсен, ты что такой зажатый? «Дин» ждал этого уже давно, и вот то, что он подавлял, вырвалось наружу. Покажи мне страсть, покажи мне зверя! Миша, будешь ржать и пороть мне дубли, заставлю вечность работать над этой сценой. Парни, мы должны это сделать на «отлично»! Приготовились? Снимаем!
И снова – как в омут с головой. Мягкие губы Миши с легким запахом дорогого алкоголя. Шуршание плаща, сползающего с плеч. Сбивающееся дыхание.
- Больше страсти, больше! – командует режиссер.
Дженсен скользит руками по спине партнера. Миша держит его за талию, не давая отстраниться. Что там говорила Дэннил, вспоминать о ней? Но это же совсем другое! Поцелуи Миши – как обжигающий огонь, как сводящий с ума яд. Это настолько дико, неправильно и непривычно, что Дженсен чувствует, что уже не играет. Он вышел из роли, он больше не «Дин». Это он, Дженсен Эклз, и ему срывает башню от очешуенных губ его экранного «ангела». Он уже не просто держит Мишу руками, а прижимается всем телом. Он упирается коленом в стену между ног Коллинза, вжимаясь тому бедром в промежность. Миша слабо стонет, и это лишь сильнее заводит Эклза, дрожью нетерпения прокатываясь по спине. Он чувствует, как возбуждение болезненно набухает в тесных джинсах, как поцелуев становится нестерпимо мало, и вот он уже соскальзывает с губ Коллинза, целует его в подбородок, в шею, касается языком адамова яблока. Жар застилает сознание, пульсирующее желание затягивается узлом внизу живота.
Громкие аплодисменты возвращают Дженсена к реальности. Он отступает на шаг от Миши. Тот стоит, прислонившись к стене, весь расхристанный, с потемневшими блестящими глазами и рваным дыханием, срывающимся с припухших от яростных поцелуев губ. Секунду они смотрят друг на друга.
- Молодцы, парни! – весело окликает их Эдлунд, - Это было по-настоящему горячо!
Дженсен оглядывается. Зрители возбужденно переговариваются, подмигивают ему и показывают большие пальцы в знак одобрения.
- Да, супер! – режиссер выглядит довольным, - Дженс, не ожидал от тебя такой пылкости! Что ж, ты еще раз доказал, что ты – отличный актер!
Дженсен слабо улыбается. Он чувствует себя так, будто его огрели по затылку чем-то тяжелым. Тянущее возбуждение в штанах сводит с ума. Но еще сильнее сводит с ума осознание того, что он РЕАЛЬНО возбудился на Коллинза, что это была вовсе не игра! Он на самом деле хочет его.
- Черт, я думал, Дженс меня съест! – голос Миши веселый, но чуть дрожит.
Звенит звонок, возвещая окончание съемок текущей сцены.
- Вы молодцы, парни, сходите, что ли, перекусите, - советует Карвер, - А у нас – перерыв сорок минут!
Все начинают расползаться. Каждый норовит подойти к Дженсену, хлопнуть его по плечу, поздравить или подколоть. Эклз кивает на автомате, лица размазываются перед его глазами. Он видит перед собой только заветный выход из этого темного душного павильона. Он не пойдет обедать. Дженсену кажется, что его вот-вот вырвет. Он хочет уйти от людей. Но уйти от себя не получится. Эклз выскальзывает на свежий воздух. Его бьет дрожь. Кто-то окликает его, но он, не оглядываясь, спешит прочь, к своему трейлеру. Возможно, стоит последовать примеру Коллинза и дернуть алкоголя? Съемки прошли даже хуже, чем он ожидал. Возбуждение уже почти прошло, но осталось мерзкое чувство на душе. Вина перед Дэннил. Стыд перед другом. И чудовищное чувство пустоты внутри. Словно открылась в душе бездна, в которую так страшно заглянуть…
========== 2. “Дженс, ему сейчас как никогда нужна твоя поддержка”. ==========
В субботу была вечеринка по случаю окончания съемок. Актеры могли вздохнуть спокойно – впереди их ждали шесть недель отпуска, а потом – подготовка к новым съемкам. Но все это сейчас казалось таким далеким…
Вечеринка проходила в небольшой гостинице, которую сняли как раз для этого. В банкетный зал набилось человек двести актеров, сценаристов и остальных членов дружной сериальной «семьи». Между нарядными участниками торжества сновали приглашенные журналисты, щелкающие фотокамерами и нападающими из-за угла с заковыристыми вопросами. У них было немного времени, всего час, а потом журналистов прогонят – и начнется настоящее веселье.
Дженсен немного опоздал. В выделенном ему номере он долго стоял перед зеркалом, хмуро повязывая и перевязывая галстук. Сцену с поцелуем они снимали три дня назад. И с тех пор он усиленно избегал встречи с Мишей. Конечно, он понимал, что ведет себя несколько подозрительно, но ничего не мог с собой поделать. Когда он замечал, что в одном с ним помещении находится и Коллинз, Эклза как будто обливало ледяной водой. Он покрывался гусиной кожей, а волосы на затылке вставали дыбом. И больше всего он боялся, что Миша подойдет к нему и заговорит. А он еще не был готов взглянуть в лицо своему страху. Поэтому Дженсен тут же находил предлог, под которым мог спешно ретироваться.
Остальные тоже заметили несколько странное поведение ведущего актера, но тактично помалкивали. Не нужно быть гением, чтобы понять всю неловкость и напряженность в отношениях, что возникли между коллегами. Если бы Эклз смог на секунду абстрагироваться от собственных переживаний и взглянуть на ситуацию со стороны, он бы заметил, что Миша тоже не горит желанием с ним общаться. Редкие взгляды, которые бросал Коллинз вслед своему другу, были наполнены тоской и сожалением.
И вот теперь – ночная вечеринка. Несколько часов они будут заперты в одной комнате. Конечно, там будет еще две сотни человек, так что легко можно будет затеряться. Но перспектива того, что все же придется столкнуться и перекинуться парой слов с Мишей, пугала Дженсена. Потому что та чертова сцена, тот опыт, что они получили, снимая ее… Это нельзя так просто выбросить из головы, забыть, не думать. Может, права была Дэннил, и он – тот еще гомофоб? С чего бы тогда ему так переживать из-за какого-то жалкого поцелуя на камеру? Жалкого… Вопреки отрицанию, в глубине души Эклз помнил, что это был не просто поцелуй. Это была настоящая страсть, реальное возбуждение. Он помнил момент, когда это стало для него чем-то большим, чем просто игра. Он помнил, как болезненно напрягся его член в ответ на еле слышный стон Миши. Камеры этого не засняли, и никто, кроме Дженсена, не слышал тот тихий, зовущий стон, от которого дрожь сбежала вниз по позвоночнику. Его губы до сих пор помнили манящее тепло и упругость языка Коллинза, который сперва так неуверенно, а потом все смелее и яростней штурмовал его рот. Он помнил дыхание, легкий запах арбузной жвачки и, конечно же, привкус виски. Помнил, как соскользнул губами вниз…