— Любят не потому, что кто-то чего-то заслуживает или нет. Ты страдал в жизни, ты знаешь, что это такое, и именно поэтому мы понимаем и щадим друг друга.
— Ты очень добра ко мне, — проговорил он с чувством. — Я знаю только то, что люблю тебя всем сердцем, всей душой, Роза-Линда. Но ни один мужчина не заслуживает такого отношения. Ведь у меня есть Берта, она так много значит для меня… А у тебя никого. Поэтому получается, что я беру больше, чем могу дать тебе.
— И что? — переспросила я, чувствуя, как быстро забилось мое сердце.
Он озадаченно потряс головой:
— Я не знаю, дорогая, но она верит в меня. Я для нее что-то вроде Бога.
— И для меня тоже, — быстро проговорила я. — Но я не против того, чтобы разделить своего Бога с ней. Я уверена, что когда она станет взрослой, то очень хорошо поймет все; поймет, чего не давала тебе ее мать. Она не станет упрекать тебя в том, что ты мне отдавал такую малость.
Никогда раньше я не позволяла себе так откровенно высказываться о Марион, и сейчас я видела, как шокировали Ричарда мои слова. Прошло несколько долгих минут, прежде чем Ричард наконец проговорил:
— Возможно, мне не стоит тебе признаваться в этом, но тем не менее думаю, ты должна знать… Я настолько тебя люблю, что позволяю тебе говорить о Марион все, что ты считаешь нужным. Я понимаю, что ты чувствуешь по отношению к Берте. И я начинаю сам испытывать к ним какое-то непонятное раздражение, потому что они отнимают у тебя то, что должна получать только ты. Я чувствую, как отдаляюсь от Берты. Я слишком боюсь потерять твою любовь.
Он повернулся и странно посмотрел на меня. В его глазах я видела отчаяние, грусть и еще что-то непонятное, что даже немного пугало меня. Я поспешила его успокоить:
— Не беспокойся обо мне. И пойми, не нужно волноваться и из-за Берты. Она ничего не знает и, возможно, никогда ничего и не узнает о нас.
Вздохнув, я сказала себе: «Осторожнее, Розалинда. Постарайся спокойнее ко всему относиться! Ты всегда знала о существовавшем барьере. И его невозможно преодолеть, а если ты будешь пытаться это сделать, то только разрушишь свое такое хрупкое счастье. Он дает тебе все, что может. И ты вряд ли захочешь, чтобы он покинул своего ребенка и стал несчастным. Даже если он предложит тебе это, ты никогда не согласишься на эту жертву. Ты не захочешь нести ответственность за чужое несчастье. Но даже если ты и примешь это, если ты сможешь жить с мужчиной, который оставил своего ребенка, то должна знать, что позже он будет тебя ненавидеть за это, он никогда не простит этого ни тебе, ни себе».
Мы стояли и молча смотрели друг на друга. Мы страдали оба, потому что очень сильно любили друг друга, но наша любовь была безнадежной, она была обречена с самого начала.
Ричард подошел и обнял меня, как будто чего-то боялся. Я прижалась к нему и поцеловала, он ответил мне с такой страстью, какую мы испытывали друг к другу в первые дни нашей любви. Затем он сказал:
— Дорогая, ты — это и есть моя жизнь. Прости меня за то, что я так много беру у тебя и почти ничего не даю взамен. Если бы… если бы не Берта, мы бы уже давно были с тобой вместе. Я бы никогда не оставил тебя…
— Да, да, — ответила я. — Я верю тебе. Я знаю, дорогой. Давай забудем обо всем. Ведь мы все-таки счастливы, потому что мы вместе.
Он снова начал целовать меня, как человек, который слишком долго испытывал любовный голод. И вскоре от его нежных и страстных поцелуев мое сердце вновь наполнилось спокойствием и счастьем. Какое это блаженство — любить Ричарда и быть любимой им.
Он ушел к Роберте, когда времени оставалось только на то, чтобы быстро доехать до дома на такси, забрать девочку и так же на машине добраться до театра. Мне нужно было подождать всего лишь две недели, и Роберта снова уедет в свой колледж. А потом на уикэнд мы отправимся во Фрейлинг к Ире Варенски.
О, Фрейлинг… Там забываешь обо всех неприятностях и трудностях жизни. Как глупо чувствовать себя несчастной, если мы сможем снова побывать в замке. Так начинался четвертый год нашей совместной жизни.
Мы снова провели уик-энд во Фрейлинге. Как и всегда, он был великолепен. Казалось, ты переходишь в совершенно другой, волшебный мир, который отгорожен прочной стеной от унылой, будничной жизни. Единственное, что нас огорчало, — это то, что болезнь сильно пошатнула здоровье Иры Варенски.
Во время нашего последнего визита во Фрейлинг в начале года мы обратили внимание на болезненный вид нашей хозяйки. Это было началом тяжелого заболевания, которое поразило эту красивую, одаренную женщину и продолжалось целые восемнадцать месяцев. Во время болезни Иры до нас доходили сведения, что она перенесла тяжелую операцию, но потом все же сумела поправиться. Это было настоящим чудом. Несмотря на свой хрупкий вид и артистический темперамент, Ира Варенски обладала невероятной жизненной стойкостью, мужеством и силой духа.
Затем неожиданно ее состояние снова ухудшилось, и в течение последнего года ей сделали еще две операции. После второй ее привезли в замок умирать.
В этот наш приезд Ира уже не поднималась с кровати. И в ней она оставалась до самого конца. Ее не стало в июне, и ее смерть была настоящей трагедией для Ричарда и для меня.
Тогда мне казалось, что уже больше никогда я не смогу снова слушать музыку из «Лебединого озера». Мы были в замке за неделю до ее смерти. Я сидела около кровати Иры и слушала ее. Она казалась такой же оживленной и жизнерадостной, как и всегда. Ира говорила о нас с Ричардом и о нашем будущем.
— Вы оба любите друг друга, и ты, Розалинда, стала бы отличной женой для него. Он чувствует себя с тобой счастливым. Мне всегда очень не нравилось, что Ричард живет с этой ужасной женщиной, Марион. Это не жизнь.
— Но я и так чувствую себя очень счастливой, — уверила я ее. — И он никогда не сможет оставить Марион из-за Роберты.
Она протянула свою изящную руку, на которой поблескивали кольца с драгоценными камнями, и осторожно коснулась моей щеки.
— Ты не эгоистка, детка.
Это был наш последний разговор с Ирой.
Поздно вечером через неделю после этого визита ко мне домой приехал Ричард и сообщил трагическую новость о смерти Иры Варенски. Несмотря на то что мы знали о ее болезни, я все равно испытала шок. Слезы сами потекли из моих глаз, я видела, что и у Ричарда взгляд затуманен. Эта женщина была для него и матерью, и первой большой любовью, и его юношеским идеалом, который он сумел сохранить в своем сердце на всю жизнь.
Он погладил меня по волосам, вытер мне слезы своим носовым платком и сказал:
— Она вряд ли захотела бы, чтобы мы ее оплакивали, дорогая. У нее была жизнь не из легких, она много страдала, тяжело умерла, но Ира всегда верила в существование чего-то очень светлого, великого, бессмертного, что она называла «Мечта за чертой реальности». Давай будем всегда думать о ней как о молодой красивой женщине, которая посвятила свою жизнь искусству. Будем представлять ее танцующей, одухотворенной, не желающей признавать темные стороны жизни. Она теперь уже в другом мире и ждет нас там, как всегда ждала во Фрейлинге.
Меня успокаивал его нежный, мягкий голос. И еще… Его слова о нашей с ним смерти прозвучали так, словно он ничуть не сомневался, что это произойдет с нами одновременно. Ведь Ричард сказал, что Ира ждет «нас».
Почти сразу после смерти Иры судьба нанесла мне еще один удар.
В конце июня Ричард взял меня с собой во Фрейлинг. Он был одним из тех, кому Ира поручила распорядиться своим имуществом после смерти. Она хотела, чтобы ее замок был передан в дар артистам балета, которые уже не могли больше танцевать из-за возраста или по состоянию здоровья.
И именно в этот уик-энд во Фрейлинге с Джоном случилось несчастье.
Без Иры и ее ритуалов, которыми она окружала себя, без ее цветов, свечей, той особой атмосферы, что царила в замке при ее жизни, Фрейлинг превратился в мрачное и даже несколько устрашающее жилище. Мне не хотелось возвращаться туда снова.