Когда мы в этот раз приехали туда с Ричардом, я вообще решила остаться на улице и подождать его возвращения. Пока я прогуливалась между клумбами во дворике, Джон вдруг неожиданно бросился за Брендой, собакой привратника. Я надеялась, что он немного побегает и вернется обратно.
Погода стояла теплая, но пасмурная. Весь горизонт затянуло низкими грозовыми облаками. Озеро приобрело стальной оттенок. Вся картина целиком выглядела довольно-таки зловеще, и впервые, словно от какого-то предчувствия, мне захотелось поскорее уехать из Фрейлинга.
О Джоне мне сказал сам Ричард.
Инцидент случился за воротами замка, и Ричард сам стал тому свидетелем. Неожиданно выехавший из-за поворота грузовик сбил моего любимца, и его преданное сердце остановилось навсегда. Прекрасно понимая, что это означало для меня, Ричард очень испугался. Он поднял с земли Джона и принес его ко мне. Уже никогда я не забуду застывший взгляд этих широко открытых янтарных глаз и странно неподвижное тело, которое даже не было им… моей любимой собакой, моим Джоном, который в любую секунду мог откликнуться на мой зов или ласку.
Я стояла и смотрела на все это, потеряв способность двигаться и говорить.
— Дорогая, дорогая… — с трудом проговорил Ричард. — О, Роза-Линда, только умоляю, не стой так, не делай такое лицо. Умоляю, дорогая.
Наверное, я немного сошла с ума, потому что наговорила ему кучу ужасных вещей. Я обвиняла всех и вся в смерти Джона. Я говорила, что жизнь всегда поступает со мной таким образом. Она забирает у меня все, что я люблю. Она забрала у меня любовь родителей, дом, теперь… мою собаку. Я ненавидела этот мир, я ненавидела всех вокруг.
Я опустилась на колени и прижала его к себе, отказалась встать и поехать домой, когда Ричард потянул слегка меня за руку, прося об этом. В состоянии шока я наговорила ему много несправедливых и обидных слов.
— Уходи, Ричард, уходи. Ты не любишь меня, ты любишь только Роберту. У меня никого больше нет, никого… Я хочу умереть!
— Бедняжка моя, я бы все отдал на свете, чтобы вернуть его. Но ведь ты понимаешь, что это бесполезно. Он умер сразу же, на месте. По крайней мере, думаю, он даже не успел ничего почувствовать.
Я не могла выговорить ни слова, просто повернулась к нему и обняла за шею. Затем молча уткнулась Ричарду в плечо. Он сказал:
— О господи, сколько всего свалилось на наши плечи. Только не плачь. Я сделаю все, что угодно, чтобы только ты не плакала.
Я сразу почувствовала, как мне становится легче от его искренних слов. Как я несправедливо поступила с ним, сколько неприятного ему наговорила. Я снова обняла его и попросила извинить меня за это. Сказала, что люблю его и понимаю, что он тоже сожалеет о смерти Джона. Ричард погладил меня по волосам и проговорил:
— Знаешь, я рад, что это случилось во Фрейлинге, а не в Лондоне. Мы похороним его здесь под деревьями у озера. Ему так нравился сад. А теперь он и сам станет частицей Фрейлинга навсегда.
Разумеется, мне тяжело было возвращаться к себе домой, видеть миску Джона, его корзинку. Ричард понял это и принял соответствующие меры.
— Ты не возражаешь, если мы сегодня остановимся в «Голден Хинд», ангел?
От его неожиданного предложения мое сердце забилось чаще.
— Но, дорогой, ты ведь должен ехать в Ракесли.
— Нет, я останусь сегодня с тобой, — возразил он. — Как тебе небольшой паб у реки? Помнишь, мы останавливались там на ночь прошлым летом?
Разумеется, я помнила это место. Я помнила каждое место, где мы когда-либо бывали с Ричардом, помнила каждый час, проведенный вместе. Я, разумеется, не стала возражать. Сейчас я чувствовала себя слишком несчастной и слабой. Итак, мы отправились на ночь в «Голден Хинд», и мое возвращение в квартиру было отложено еще на двадцать четыре часа.
Этой ночью я лежала в постели без сна. Ричард дремал рядом. Я же смотрела в окно и слушала шелест ручья, который бежал сразу же за гостиницей. И, несмотря ни на что, ощущала себя счастливой оттого, что Ричард был со мной, что он был моим любовником.
Я приподнялась на локте и стала рассматривать его лицо. В свете луны он казался невероятно молодым и красивым. И он принадлежал мне. Я вдруг внезапно почувствовала, как у меня кольнуло в сердце, — зачем я только наговорила ему столько всего неприятного там, во Фрейлинге, когда погиб Джон. Как я ужасно вела себя. Ведь для меня имел значение только один человек. Только Ричард.
Я снова легла на спину и, глядя в потолок, начала молиться, чего не делала никогда с тех пор, как оставила Хоули-Уэй.
— Прости, Господи, если я согрешила… только оставь мне Ричарда. Будь милосердным, оставь мне его, — снова и снова повторяла я.
Я не имела права просить Господа о счастье, ведь четыре года назад я преступила его закон. И тем не менее мысль о том, что Ричард может оставить меня, казалась просто невыносимой. Он был единственным близким мне существом во всем мире. И я продолжала молиться.
Ричард внезапно проснулся и сонными глазами посмотрел мне в лицо.
— Неужели ты так и не заснула, ангел, — прошептал он. — Ты должна хотя бы немного поспать. Хватит думать. Слышишь?
— Не беспокойся, — сказала я. — Со мной все в порядке.
Он обнял меня и прошептал:
— Ты счастлива со мной?
Я прошептала в ответ:
— Да… очень… вот так с тобой. И буду… всегда.
— Мы всегда будем с тобой вместе, Роза-Линда. Не бойся потерять меня.
Глава 21
Ричард хотел купить для меня другую собаку, но я даже слышать об этом не хотела. Когда я убирала его вещи — корзинку, миску, игрушки, то вдруг поняла, что никто не сможет заменить его. Ради Джона я постоянно приносила всякие маленькие жертвы. Могла зимой встать с кресла из-под теплого пледа и пойти с ним на улицу, ради него мы с Ричардом порой отказывались ехать куда-нибудь или подбирали гостиницы, где разрешалось останавливаться вместе с собаками. Ради другой собаки я вряд ли захотела бы сделать это. Со временем я снова привыкла жить одна. На работе у меня все шло хорошо. Очень быстро я стала незаменимой, получив такой же статус, какой имела при Диксе. Доктор Кайя-Мартин отличался внимательным отношением к персоналу и щедростью натуры, а поэтому очень скоро моя зарплата стала увеличиваться.
Снова мне приходилось ждать Ричарда, когда он придет ко мне и возьмет с собой куда-нибудь. Чтобы легче переносить одиночество, я придумала себе игру, как будто Ричард работает коммивояжером, а я его жена, ждущая мужа из командировки. По-прежнему нас мучила боль расставания и радовал восторг встреч.
Я становилась старше. Мне уже было почти тридцать. Мысли о моем возрасте начинали меня пугать. Маленькая Розалинда Браун стала уже тридцатилетней женщиной! Я по-прежнему выглядела намного моложе своего возраста. Только теперь я оценила преимущества своего внешнего вида. Ричард все время поддразнивал меня по поводу моего приближающегося дня рождения, хотя самому ему должно было исполниться уже сорок.
У него появилась легкая седина на висках, но он с легкостью относился к своему возрасту. Его это нисколько не тревожило. Однажды он сказал:
— Знаешь, дорогая, что меня удивляет больше всего? Пожалуй, только возраст моей дочери. Мы остались почти такими же, а Роберта выросла. Скоро она не будет так сильно нуждаться во мне. Мне кажется, я потерял свою дочь в тот день, когда Марион настояла на том, чтобы отрезать ей косички. Посмотри… вот… Это ее последняя фотография.
Он протянул мне фото дочери, и я с остановившимся сердцем стала ее разглядывать. Роберта по-прежнему была очень симпатичной. Глазами и отдельными чертами лица, фигурой Берта напоминала мать, и тем не менее создавалось впечатление, что походит она скорее на отца. Ее волосы стали темнее. И меня почему-то радовал тот факт, что она не была блондинкой, такой же, как Марион. Я вернула фотографию Ричарду и сказала:
— Она будет очень привлекательной женщиной.