- Они идут домой, - решительно ответила Джейни. - Сейчас отведу их.
- Честно, Пит, - повернулась мама к мужчине, - это в первый раз. Поверь мне, Пит. Как ты думаешь, в каком месте я живу? Мне не нравится твой взгляд. Убирайтесь отсюда! - закричала она. - Честно, Пит, помоги мне. Никогда раньше...
Джейни вышла в коридор и пошла к лифту. Посмотрела на Бонни и Бинни. У них округлились глаза. У Джейни во рту пересохло, и от смущения затекли ноги. Она посадила близнецов в лифт и нажала нижнюю кнопку. Даже не попрощалась.
Потом медленно вернулась в квартиру и закрыла за собой дверь. Мать встала с колен мужчины и прошла по комнате. Зубы ее сверкали, а подбородок был мокрый. Она подняла когти - не руку, не кулак, а красные острые когти.
Что-то произошло у Джейни внутри. Что-то похожее на скрип зубов, но гораздо глубже. Она шла, не останавливаясь. Заложила руки за спину и задрала подбородок, чтобы смотреть матери в глаза.
Вайма замолкла. Она нависла над пятилетней девочкой, вытянув руки, нависла, свернулась, волна с кровавой пеной, готовая обрушиться.
Джейни прошла мимо нее в свою комнату и негромко закрыла дверь. Руки Вайны странно, словно обладая собственной волей, дернулись за ней. Мама постепенно овладела своими руками, восстановила равновесие тела и обрела голос. За ней стучал зубами о стакан мужчина.
Вайма повернулась и направилась к нему, держась за мебель.
- Боже, - прошептала она, - от нее у меня мурашки по телу...
Мужчина сказал:
- Что-то у тебя тут неладно.
***
Джейни лежала на кровати неподвижно и безжизненно, как круглая зубочистка. Ничего не входило, ничего не выходило. Каким-то образом ей удалось найти поверхность, которая все тянется, и пока она продолжает тянуться, ничего с ней не случится.
"Но если что-то случится, - послышался шепот, - ты сломаешься".
"Но если я не сломаюсь, ничего не случится", - ответила она.
"Но если что-то... ".
Тянулись темные часы.
Дверь приоткрылась, в нее пробился свет.
- Он ушел. Девочка, у меня есть к тебе дело. Вставай! - Задев купальным халатом за косяк, Вайма повернулась и вышла.
Джейни отбросила одеяло и спустила ноги с кровати. Сама не понимая почему, она начала одеваться. Надела красивое клетчатое платье и туфли с двумя пряжками, вязаные штанишки и фартук с кроликами. На чулках у нее тоже кролики, и на свитере пуговицы похожи на пушистые кроличьи хвосты.
Вайма сидела на диване и била и била по нему кулаком.
- Ты помешала мне празд... - сказала она и отпила из квадратного стакана, - ..новать, поэтому должна знать, что я праздную. Ты знаешь, у меня были большие неприятности, и я не знала, как с ними справиться. А теперь, маленькая девочка Большие Уши, я тебе говорю, что у меня все в порядке. Большой Рот. Острячка. С твоим отцом я могла справиться, но что мне было делать с тобой и с твоим большим ртом, когда отец вернется? Вот в чем была моя беда. Ну так вот, все это позади, он не вернется, фрицы все для меня устроили. - Она помахала желтым листком. - Умная девочка знает, что такое телеграмма, а в телеграмме говорится: "С прискорбием.., извещаем, что ваш муж...". Твоего отца застрелили, вот о чем с прискорбием извещают, и отныне все остается между тобой и мной. Я буду делать, что хочу, и ты делай, что хочешь, но не суй нос в мои дела.
Справедливо?
Она повернулась, ожидая ответа, но Джейни не было. Вайма знала, что искать бесполезно, но что-то заставило ее подойти к коридорному шкафу и посмотреть на верхнюю полку. Там не было ничего, кроме рождественских украшений, к которым не притрагивались уже три года.
Она стояла посредине гостиной, не зная, куда направиться. Прошептала:
- Джейни?
Прижала руки к лицу и подняла волосы. Все поворачивалась, поворачивалась и спрашивала:
- Что это со мной такое?
***
Продд обычно говорил:
- С фермой дела обстоят так: есть рынок - есть деньги, нет рынка - есть по крайней мере еда. - На самом деле этот принцип вряд ли был применим к его ферме, потому что Продд почти ничего не продавал. До города далеко, и что с того, что у бороны выпал зуб. - Остальные все равно есть, - Два выпали, восемь, двенадцать? - Возьмем другую. Никогда сюда не проложат дорогу. Все проходит мимо. - Даже война прошла мимо. Продд уже вышел из призывного возраста, а Лоун... Шериф приехал однажды, поглядел, как слабоумный работает на Продда, и ему хватило одного взгляда.
В молодости у Продда была маленькая ферма; женившись, он начал делать к ней пристройку - небольшую, всего одну комнату. Эта комната не использовалась. В этой комнате спал Лоун, но она предназначалась не для этого.
Лоун ощутил перемену раньше всех, раньше даже, чем миссис Продд. Изменилась природа ее молчания. Молчание, полное гордости. Лоун ощутил эту перемену, как ощущает ее человек, который гордился своими драгоценностями и вдруг начинает гордиться зеленым ростком. Но Лоун ничего не сказал и ничего не заключил; он просто знал.
Он продолжал работать, как раньше. Работал он хорошо;
Продд обычно говорил: "Можно подумать, парень до несчастного случая был фермером". Он не знал, что его стиль ведения хозяйства был открыт для Лоуна, как вода из насоса. Да и все остальное, что требовалось Лоуну.
Поэтому когда Продд пришел на южный луг, где Лоун без устали размахивал косой, он уже знал, что собирается сказать фермер. На мгновение поймав взгляд Продда своими странными тревожащими глазами, он ронял, что фермеру трудно сказать это.
Лоуну легко было понимать смысл, но трудно давались тонкости выражения. Он перестал косить, отошел на опушку леса и вонзил косу в трухлявый пень. Это дало ему время отрепетировать свою речь, хотя язык его по-прежнему, даже после восьми лет на ферме, работал с трудом.
Продд медленно шел за ним. Он тоже готовился.
Неожиданно Лоун нашел слова.
- Думал, - сказал он.
Продд ждал, радуясь отсрочке. Лоун сказал:
- Я должен уходить. - Не совсем то, что нужно. - Уходить один, - добавил он, наблюдая. Так гораздо лучше.
- Лоун. Почему?
Лоун посмотрел на него: "Потому что ты этого хочешь".
- Тебе здесь не нравится? - спросил Продд, совсем не желая это сказать.
- Нравится. - В сознании Продда он уловил: "Неужели он знает?"" сам же ответил: "Конечно, знаю". Но Продд этого не мог слышать. Лоун медленно сказал: