Он помнит, как он едет на «Динамо». «Спартак» играет с басками. 6 : 2! На Сергее двурогая, с кисточкой, испанская пилотка — такие пошли от испанских ребят, приплывших в Ленинград, спасающихся от бомбежек и обстрелов. Республиканская Испания. No passaran!
Однажды, в Октябрьские праздники, они шли с отцом вечером по улице Горького. Кажется, это было в тридцать девятом или в сороковом. Разбрасывали разноцветные отсветы крутящиеся огни иллюминации. Шумная и веселая валила толпа. Отец сказал:
— Вот двадцатипятилетие Советской власти будет праздноваться, это да! Четверть века, не шутка! В сорок втором...
Не угадал отец. Ох, и трудное время было глубокой осенью сорок второго. Но именно тогда окружили немцев в холодных степях между Волгой и Доном, именно тогда произошел перелом в войне. Стоит Советская власть, крепка, попробуй, сковырни. Какой удар выдержала! Скоро ей уже тридцать.
Хотя народу после войны стало меньше, электрички почему-то всегда были набиты битком. И по их тесным проходам бесконечной вереницей двигались инвалиды — безногие, катящиеся на своих крохотных деревянных платформах, безрукие, держащие шапку в зубах; женщины с грудными орущими младенцами на руках. Они просили — требовательно, плаксиво, нахально, кто как, оглушая вагон хриплым пением, баяном, наполняя водочным перегаром. Они шли по вагонам, догоняя один другого. И навстречу им, тоже вереницей, шли нищие, и они с трудом могли разминуться, мешая друг другу костылями. Одним подавали много, другим меньше — кто как умел просить, но всем подавали что-то.
А однажды Сергей видел, как вошла в вагон пожилая женщина в заштопанном пальтишечке и высоко подняла голову:
Люблю тебя, Петра творенье, Люблю твой строгий, стройный вид, Невы державное теченье...На нее смотрели с удивлением и не подавали.
Война давно кончилась, по сюжеты вагонных песен были все еще военные, как сами певцы, не желавшие идти в инвалидные дома, были порождением войны. Это были песни о храбрости, о смерти, о любви и обязательно об измене, песни трогательные и нелепые. Одну из них повторяли особенно часто, монотонно, сглатывая концы строк.
Этот случай совсем был недавний, Под Ростовом минувшей зимой. Молодой лейтенант, парень славный, Пишет письма жене дорогой: «Дорогая моя, я калека, Нету рук, нету ног у меня. Пожалей ты во мне человека, Обогрей, дорогая, меня».Жена отвечала, что она «девчонка еще молодая», и просила позабыть о прошлом.
Но стояли внизу каракульки, Это пишет сынок дорогой: «Приезжай, милый папа, обратно, Приезжай, милый папа, домой».Кончалась песня тем, что герой, весь в орденах, возвращался неожиданно здоровым и невредимым:
«Я хотел тебя только проверить. Все! Характер понял теперь твой!» Как заплачет жена молодая: «Я хотела с тобой пошутить. Я хотела лишь только проверить — Будешь, нет ли злодейку любить».Герой ее уверениям, конечно, не поверил и велел ей «за сыночка» не беспокоиться, ибо он и Родина-мать сами воспитают ребенка.
Стаял снег, целыми днями пекло солнце, стала подсыхать весенняя грязь. Какая-то сонливость охватила Сергея. Не хотелось ни с кем знакомиться, ничего делать. Правда, он познакомился с некоторыми ребятами, болтаясь по поселку, но так познакомился: «Привет!» — «Привет!» И все в поселке была небольшая ткацкая фабрика, там работало много девчонок, он часто ловил на себе их взгляды и сам удивлялся своему равнодушию. Раз он вспомнил Веру, ту Веру с кирпичного завода, которая ответила: «Спю!» и засмеялась, ту, из-за которой получилась вся история с его разжалованием. (Шел меленький-меленький дождик, они спали на крыше барака, Сергей возвращался лесом.) Он решил поехать к ней, ведь это, собственно, недалеко отсюда, заволновался, засуетился, а потом раздумал: «Чего это я вдруг поеду?»
Однажды он собрался в Москву, шел к станции и опоздал немного, показался поезд. Сергей побежал и уже около ступенек на платформу увидел, что рядом бежит какая-то девчонка и орет: «Нет, не успеем! Не надо бежать, не надо, не успеем!», как будто они едут вместе. Он хотел садиться на ходу, она схватила его за рукав: «Не надо!»
Поезд ушел, до следующего было около часу. Она просто, наверное, как те студентки, посмотрела ему в глаза: «Немного опоздали. Пойдемте посидим?» — как будто они знакомы давным-давно. Сергей даже подумал, что, может, она обозналась, принимает его за кого-то другого. Они сели на лавочку в самом начале длинной платформы. На девчушке было синее сатиновое платьице, но была она вся какая-то наивная и доверчивая или притворялась такой. Рассказала, что работает в магазине грампластинок продавцом и думает поступать в институт торговли. Не в этом году, конечно, а так, вообще...