Уже темнело. Малахов хотел поужинать, но чайная была закрыта, и был закрыт магазин, но зато чудом открылась палатка на углу, которая до этого была все время заперта. Там он купил булку и две банки бычков в томате, бог знает как доставленных сюда из Одессы.
— А водки нет?
— В уборочную не торгуем.
— А это что?
На полке стояла запыленная, как из старинных подвалов, бутылка венгерского бренди — 0,7 за 5.60.
— Это вино.
— Ну, дайте мне бутылочку.
В гостинице сидели гари свете керосиновой лампы практиканты, и оба летчика, ели колбасу и пили фиолетовое ягодное вино.
— Выпейте с нами.
— Можно, но сначала моего.
— Дайте, я ему голову сверну,— вызвался Алферов и, глотнув, ахнул:
— Это что же такое?
— Ну, как вы слетали? — спросил кудрявый у Малахова с завистью.
— Я очень доволен.
— А мы пока болтаемся,— сказал «женатик»,— но ничего, сами будем летнабы.
— Это правильно ты говоришь,— ободрил Алферов.— Здесь многие так, приезжают, а потом выпадают в виде осадка.
— Как?
— Ну, то есть оседают. Понял? И мы, Глеб, осели с тобой в малой авиации, в легкомоторной, но мне пора дальше. И ты со мной пойдешь, потому что хочешь, чтобы тебя твоя любила и вышла бы за тебя, не сомневаясь. А так, за красивые глаза, она любить не будет. Знаешь, Глеб, большинство девчонок ценят в парне красоту, или, как там говорят, внешность. А большинство женщин ценят в мужчине личность, характер, чтобы мужчина что-то представлял собой. Это они печенками чувствуют. На этой почве они в основном и изменяют мужьям, понял, которых не уважают. Но они так же, как и девчонки, часто на дешевку клюют, хотя и не на внешнюю. Понял? Правильно я говорю, товарищ корреспондент? И меня Валька любит только за это, то есть в смысле — за мою натуру, не сочтите за хвастовство, вот Глеб знает. Я засиделся здесь, я в реактивную пойду и дальше. Правильно я говорю?
— Правильно,— согласился Малахов,— нужно двигаться дальше. На других скоростях. Знаете, как Мартынов сказал?
Это почти неподвижности мука Мчаться в пространстве со скоростью звука, Зная прекрасно, что есть уже где-то Некто, летящий со скоростью света.— А что, ничего! — подумав, похвалил Глеб Карпенко.— Это какой поэт написал? Мартынов?
— Который Лермонтова убил?
— Ребята, вы что, серьезно?
— А что, мы серые пилотяги.
— А кого вы знаете из современных поэтов?
— Кого? Ну, Симонов, Твардовский.
— Есенин,— подсказал Карпенко.
— Ну, Есенин — старик,— махнул рукой Валька.
— Евтушенко,— вмешался кудрявый.
— А из старых? Знаете Пушкина, Некрасова, Тютчева?
— Пушкин, Некрасов, конечно.
— Я еще Давыдова очень уважаю,— оказал Валька Алферов,— я купил в аэропорту брошюрку. Денис Давыдов.
— Да, ребята,— встал с места Малахов,— нужно учиться. И не только водить новые самолеты.— Он слегка опьянел, расчувствовался, глядя на этих мальчиков, думая о парашютистах, о своем Викторе.
— Гармоническое развитие?
— Да-да, не шутите. За это женщины тоже любят.
Они дружно засмеялись, а Алферов крикнул:
— Тихо, толпа!
— У нас учатся,— сказал Карпенко,— все комсомольцы, и у парашютистов тоже. Вот видели с бородой, Каримов, он учится и Космонавт. А Мариманов говорит, знаете, маленький такой, говорит Лабутину: вот, мол, на пенсию выйдем и учиться начнем. На заочном без ограничения. Они на пенсию выйдут в том году. За год полтора идет, не двадцать пять надо для выслуги, а шестнадцать с половиной. У нас тут есть — тридцать семь лет ему, а уже на пенсии. Сидеть же дома не будет. Ну, а Лабутин, конечно, инструктор исключительный. Классный инструктор.