Как Хома творил
Любил Хома на песчаной косе у ручья загорать.
Вообще-то он не столько загорал, сколько грелся на солнышке. Но и загорал — шубка-то ведь выгорала от солнца.
Лежишь себе спокойненько, в ус не дуешь. А если что, птицы об опасности сразу предупредят. Им далеко видно. Если вдруг Лиса появится, они тут же раскричатся, расшумятся — успеешь вовремя ноги унести.
Хорошо на песочке лежать. На тёплом, сыпучем, мягком. А у самого берега песок сырой, плотный. На нём можно, что хочешь, палочкой рисовать.
Лежишь на сухом песке, а на мокром — рисуешь. Лучшего друга Суслика, старину Ежа, Зайца-толстуна…
На придирчивый взгляд Хомы, рисунки у него получались просто замечательные. Тот же Суслик выходил такой страшный, как живой. А про Зайца с Ежом и говорить нечего — в кошмарном сне не увидишь!
А друзья придирались. Возмущались. Спорили.
— Непохоже, непохоже, непохоже! — каждый раз кричали они и стирали нарисованное.
Возможно, боялись, что рисунки здесь навечно останутся.
А того они не понимали, что Хома старался, как мог. Он, наверно, ещё рисовать как следует не наловчился. Но они и подправить рисунки ему не давали. Как увидят, стирают.
Разве можно творить в таких условиях! Всякое желание пропадает. Возможно, он, Хома, хочет художником стать. А никакой тебе поддержки, никакой похвалы, никакого сочувствия!
Ты рисуешь, они стирают. И всё тут.
Правда, привереда Суслик неплохой совет всё-таки дал. Один. По-дружески. Видать, совесть проснулась.
— Лучше бы ты врагов рисовал! — посоветовал Суслик. — У тебя получится, — заверял он, стирая ногой своё новое страшное изображение.
И что же? Нарисовал ему Хома Лису. Вышло и впрямь очень хорошо: коварная остроносая Лиса, вся жёлтая — на жёлтом песке.
А капризный Суслик внезапно разобиделся:
— Её-то вон как похоже рисуешь!
— Сам же просил — рисовать врагов лучше, — любовался Хома своим творением.
— Я так сказал? — опешил Суслик.
— Ну да. У меня память хорошая. Ты сказал: «Лучше бы врагов рисовал!» — напомнил Хома. — Я и старался Лису получше изобразить.
— Не прикидывайся! Не путай меня! Признавайся, боишься её? — пристал к нему Суслик.
— Ну, боюсь, — признался Хома.
— Поэтому и нарисовал Лису хорошо. А меня боишься? — вытаращил глаза Суслик.
— Не-а, — мотнул головой Хома. — Всё равно не боюсь.
— Вот почему ты меня плохо рисуешь!
— Неужели поэтому?.. — изумился Хома.
— Конечно! А ну-ка попробуй теперь Волка нарисовать?
Нарисовал Хома Волка. Рядом с Лисой. И опять вышло хорошо. Да что там хорошо, — потрясающе!
Суслик даже затрясся от страха, увидев на рисунке оскаленную волчью пасть. Хома вместо зубов осколки речной ракушки вставил. Устрашающее сверканье!
— Убедился? — пришёл в себя Суслик. — Кого боишься, того и рисуешь хорошо!
— Просто ужасно вдохновение нашло, — пожал плечами Хома.
А про себя удивлялся: «Что ж это получается? Друзья не получаются, а враги получаются!»
Так и разошлись они по домам, размышляя над ужасными тайнами вдохновения. А те рисунки, Лисы и Волка, остались на песке. Суслик стирать их не стал. Лапа на такое не поднялась!..
Зато их потом Волк и Лиса стёрли. Случайно нашли.
Об этом Хоме белобокая Сорока донесла, протараторила:
— Как бешеные песок скребли!
Вот и попробуй угоди. Хорошо нарисуешь — тоже плохо. Не нравится.
Думаете, после этого Хома творить перестал? Ничего подобного!
Сам рисовал, и сам стирал. Лучше уж рисовать и стирать, чем не рисовать вовсе!
Как Хома и Суслик путешествовали
— Ты любишь путешествовать? — спросил Хома лучшего друга Суслика.
— Очень! Только я никогда не пробовал, — привычно ответил Суслик.
— Тогда в путь! Будет что вспомнить! Быстренько собирайся в большое плавание. Запас питания на два дня.
— На обоих? — предусмотрительно спросил Суслик.
— На одного, — строго сказал Хома. — Поэтому и про меня не забудь. Бери вдвое больше!
Дело в том, что на днях к песчаной косе у ручья вдруг надувную лодочку принесло. Отличную. Яркую.
Очевидно, с ней дети где-то, выше по течению, играли. И доигрались. Но и то хорошо, что она не пропала. Хоме досталась.
И вот, весело пустились Хома и Суслик на лодочке в плавание. В большое, дальнее. На мир посмотреть и себя показать.
Сам Хома на носу лодки кое-как устроился. А Суслика заботливо на корме поместил, с шестом — длинной и крепкой палкой. Так и быть, пусть всё время отталкивается. Ни за что не соскучится!
Для себя Хома оставил самое трудное: глядеть в оба, за двоих, и зычно командовать.
— Куда правишь, растяпа!.. Да не туда, а вон туда!.. Так держать! — разносилось по ручью.
Но так только поначалу было. Вскоре течение вынесло лодочку на самую середину широкого ручья. И она поплыла сама по себе.
Умолк Хома. Притих Суслик. Красота вокруг!.. Жёлтые кувшинки распластали на воде тугие большие листья. Такие большие, что на таком листе даже Хома вполне разместился бы — лёжа!
Острая осока по-комариному звенела на лёгком ветру.
Высоченный тростник шелестел своими метёлками, словно подметая, и без того новенькое голубое небо. Синие глазастые стрекозы низко висели в воздухе, шелестя прозрачно-жёлтыми крыльями, пронизанными сетью мельчайших жилок. И что интересно, у каждой расфуфыренной стрекозы — по четыре крыла. Наверняка по два запасных!..
— Видал? — Хома внезапно уставился в воду, наклонившись с лодки.
— Видал, — тоже наклонился Суслик. К счастью, в ДРУГУЮ сторону. А то бы опрокинулись!
Бронзовые жуки-плавунцы шныряли под водой, ловко загребая ногами, как вёслами.
— Какие прыткие! — восхитился Суслик.
— Зато ты — лентяй, — пробурчал Хома. — Отталкивайся!
— Глубоко, — показал шестом Суслик. — С ручками!
— С ножками, — тут же отозвался ворчун Хома. — С ручками, с ножками, с ушами и с носом! Ты всегда причину найдёшь, чтобы отдохнуть.
— Глянь! — вскрикнул Суслик.
По дну ручья ползли усатые серо-зелёные раки. Задом наперёд. И беззвучно клацали клешнями, как ножницами. А вокруг них извивались, раскручивались по течению длинные водоросли. Вероятно, раки дно подстригали.
Вдруг послышался птичий гомон.
Хома и Суслик подняли головы.
Белогрудые ласточки стремительно влетали в изрытый норками обрывистый берег и так же суматошно вылетали оттуда. Они будто плясали над ручьём и длинной полосой рябили гладкую воду.
— Ну и кутерьма! — поразился Суслик. — И как они только не сталкиваются!
— Видят хорошо, — фыркнул Хома.
Лодку несло всё дальше.
Нарядный, тёмно-голубой и солнечно-рыжий, Зимородок гулко бухнулся с чёрной коряги в ручей. Выхватил блеснувшую рыбку и скрылся.
— Во даёт! — снова изумился Суслик.
— Не даёт, а берёт, — поправил его Хома. — Берёт, хватает, ловит!
— Я и говорю — даёт.
— Кому? — рассмеялся Хома. — Тебе?
— Себе!
— Тогда так и говори: «Во даёт себе!» Кстати, дай чего-нибудь пожевать. Мне, — уточнил Хома.
Суслик и себя бы не обделил. Но…
— Забыл! — внезапно вскричал он.
— Что?
— Припасы взять, — еле слышно вымолвил Суслик.
Домой возвращались по берегу. Лодку пришлось бросить. Слабосильный, голодный Суслик не мог выгрести против течения.
А ведь Хома ему наказывал — взять запас питания на два дня. Для двоих! А тот и для одного не взял. Даже на один-то день!
Трудным путь домой оказался. Дремучие кусты, коряжник, камыш, осока… Да мало ли каких преград по берегу понаставлено! Это с лодочки на всё приятно смотреть, когда мимо плывёшь. А здесь шестом не оттолкнёшься!
Хорошо, что живыми добрались.