— Будь ты проклята! Будь прокляты и отец твой и мать!
И снова убежал. По тесной уличке носился ледяной ветер. Омар искал, где бы укрыться. Домой он сейчас не пойдет. В нем кипела злоба: за что Айни выгнала его?
Вот какое-то жилье. Омар проскользнул в проход и забился в уголок между створкой двери и мусорным ящиком. Его мучила недавно пораненная нога. Ветер беспрепятственно разгуливал по всему дому. Что делать?
Холод обжигал мальчику щеки. В такие минуты Омару хотелось, чтобы вернулся отец, его умерший отец. Но тут же перед ним предстала жестокая правда: отец не вернется никогда, никогда! Никто и ничто не может его вернуть!
Но не оставаться же здесь всю ночь! Получить трепку по возвращении домой — это не страшно. Эка важность! Что бы с ним ни сделали, он выдержит. Ему казалось, что он уже умер и ему все равно. Он не страдает, он больше ничего не чувствует: окаменел. Вот пойдет домой, пусть его бьют, он и глазом не моргнет. Посмотрим, сколько он может выдержать… В нем шевельнулось нечто похожее на вызов: кто скорее устанет — он ли терпеть или другие — мучить его? О, мальчик был уверен, что не сдастся и выдержит до конца.
Да, он пойдет домой. Только это и остается. Да и чего ради прятаться?
А почему бы ему не покончить с собой? Броситься вниз с какой-нибудь крыши? Омар осмотрелся вокруг: в коридоре никого не было. Он сжался в комочек, забился в самый угол. Да, да, умереть! Кто будет по нем горевать? Вот бросится вниз — и успокоится. Мать больше его никогда не увидит. Хорошую шутку он с ней сыграет — лучше и не придумаешь.
Возле него раздались тяжелые шаги; он так и подскочил. Уже ночь.
Как пробраться к себе домой? Сердце стучит, оно огромное… Если Омара увидят здесь, возле мусорного ящика на корточках, то, может быть, подумают, что это нищий. Да нет, ведь это дом, где живут французы! Если его найдут, то примут, конечно, за воришку. Натравят на него всех жильцов, весь квартал, весь Тлемсен…
Он выскользнул на улицу. Никто его не заметил. А теперь — домой. Все это пустяки. У матери нет причины задавать ему таску. Она никогда и не думала мучить его.
Приближаясь к Большому дому, Омар услышал пронзительные крики. Он узнал этот голос и прибавил шагу. С утра он ничего не ел, и ноги едва слушались его.
Это кричала его мать, стоявшая у входа в Большой дом.
— Омар! Омар! — вопила она изо всех сил.
Мимо молча проходили равнодушные люди. Торопливо семенили запоздавшие женщины, похожие на призраки в своих белых покрывалах. Омар подошел к дому. Айни увидела его. Он остановился, дрожа от страха.
— Иди же, — сказала она.
Омар не тронулся с места. Он прижался к стене, силы покинули его. Мать закричала еще сильнее:
— Живее, мразь!
Перед ним вдруг мелькнула картина: бабушка, распростертая в кухне на полу, бессильная и неподвижная, с выражением ужаса в глазах. Жива ли она еще? Неужели мать ее била? Ему вдруг показалось, что все вокруг рушится. Опять захотелось умереть. Он тихо заплакал. Айни перешла улицу; быстро мелькали ее босые ноги, подол платья подметал мостовую. Она стояла перед ним без покрывала, но кругом была кромешная тьма.
Айни взяла Омара за руку и потащила его за собой. Они перешли улицу и вошли в дом. Не успел Омар пройти коридор, как свалился на пол.
Мать подняла его. Ребенок заглянул ей в лицо, напряженно тревожное. Она внесла его в комнату и уложила на овечью шкуру. Он положил руку себе под голову и лежал не шевелясь.
Мать отошла. Мальчик на своем ложе не говорил ни слова. Ему казалось, что он лежит здесь целую вечность. Когда голоса, гудевшие у него в голове, стихли, он почувствовал себя покинутым, одиноким, выброшенным из жизни. Вот опять где-то близко раздались голоса. По всему телу прошла дрожь. Он умрет, исчезнет. Мальчик приоткрыл глаза.
Айни молилась; она долго стояла, неподвижная, застывшая. И вдруг, как бы переломившись пополам, распростерлась на полу лицом вниз.
У Омара болели глаза. Он ничего уже не видел, даже не было сил разомкнуть веки.
А ноги его все дрожали и дрожали. Становилось больно лежать. Когда же придет покой?
Наступил март. Второе воскресенье этого месяца стало памятным для Большого дома…
Разбуженный чем-то, похожим на хлопанье крыльев, Омар вскочил на ноги. Весь Большой дом гудел. Стук отдавался во всех углах и закоулках. Кто-то сильно, нетерпеливо барабанил по наружной двери.
Омар и обе его сестры вышли из комнаты. Айни, еще не совсем проснувшаяся, пошатываясь, подбежала к железным перилам галереи. Из-под платка выбивались в беспорядке пряди волос.