— Вот что, малой, — затянул он. — Раньше Фарида была тихим местом, пока не завезли мохнатых. С них-то все и началось. Они ж дикие! Только и знают — чуть что, да в зверье обращаться. Звери, что с них взять! Да, без них тоже напастей хватало, но еще мой батя говаривал, что любой монстр в поле лутше мохнатого фойре. Когда первые поселенцы сошли на Фариду, тут было не протолкнуться от зверья такого, что сейчас только за каменной границей водится, да подальше! Потом недорослики и остроухие сошли на готовенькое. Но от них шуму нет, живут сами по себе. Наша территория была очищена первой и, почитай, стала плосцдармом для остальных!
Рябой резко замолчал и, пыхтя в обе ноздри, о чем-то глубоко задумался. Я молча ждал. Меня устраивал его словесный поток.
— После фойре все пошло к Са-аргу. Забрасывать сюда стали всякое отребье. Кто сам бежит, от кого избавляются. В общем, вместо новой надежды Фарида стала ссыльной планетой. Батя говаривал, что ево дед говаривал, как ево прадед сетовал, что само название планеты с какого-то седого языка значит «надежда». Во как! — выпалил еще одну тираду рябой, подняв палец.
— Невероятно! — вполне честно округлил я глаза. — И ты столько знаешь, хоть и живешь в глуши!
Рябой нахохлился:
— Да эт все знають. Просто никому не надобно это знание, чтобы помнить ево.
Внезапно раздался вой, и рогатый замычал в ответ, хрипловато, но гулко. Мне слегка заложило уши, а рябой залыбился довольно.
Солнце уже покраснело и начало движение вниз. Слегка усилился ветер, в воздухе запахло вечером, и подняв к небу глаза, я заметил набегающие тучи. Было не холодно, но сама картина приближающегося дождя заставила поежиться и подтянуть куртку. Было чудом, что непогода не застала меня в лесу.
Время за беседой бежало слишком быстро. Сейчас мне хотелось выжать рябого до последнего слова.
— А про другие планеты тебе батя не сказывал? Откуда первые поселенцы прибыли?
— Да сказывал что-то, но я не помню уж, да и не надобно оно мне. Что мне те планеты, когда под ногами работы — только успевай вертеться, — махнул рукой мужик.
— А почему Фариду заселили, раз тут живность такая бойкая? — спросил я.
Рябой хрюкнул, усмехаясь, и сказал:
— Ты не просто лесной, ты чудной. Вы там с батей поменьше бы с белками болтали да к людям выходили. Жить на Фариде и не знать историю дома своего, это ж… это ж…
— Невежество? — помог я. А что, я сейчас и правда невежда, особенно с его колокольни.
— Ага, оно самое. Невенжанство, — кивнул он с полной серьезностью. — На Фариде сурьезные залежи алмида. Вот за ним то и сходили сюда. Но потом чуть не передрались там, наверху, и во благо поделили.
— Как же получилось так, что здесь ни кораблей, ни космопортов? В твоей деревне какие дома стоят? — не удержался я.
Рябой нахмурился.
— Консмор… твов?
— Места, где сажают летательные аппараты с других планет, — проговорил я медитативно.
— Ааа. Дык договорились так сразу, как поделили. Чтобы все было честно, только магия и металл. Есть, конечно, исключения, но только те, которые есть у всех.
Ничего не понял.
— Какие исключения? — я начал нервничать. Темнело, и быстро, а это значило, что наши пути скоро разбегутся.
— Какие, какие. Считыватели разные. Когда я был малой, мой Сосуд считывали, как и у всех. Раньше с этим строже было, не то, что сейчас, — рябой недовольно рукой махнул, — вот из лесу даже такие как ты выходють. Небось, даже цвета своего не ведаешь?
Я помахал головой.
— А что, еще есть?
— Что, что. Переходы, белый свет, штроки разныя, — загибал пальцы рябой. — Годов двадцать назад я даже воздухоплаватель видал! Раньше, говорят, небо ими полнилось.
— А что за переходы? — спросил я с отбивающим чечетку сердцем.
Рябой набрал воздух:
— Переходные переходы! Совсем, что ли? В одной стороне вошел, с другой вышел. Только там маны уйма нужна, так что не для Белых это дело. А нам и не надобно. Куды нам переходить то? К мохнатым? Пф.
Телепорты, мать твою. Чертовы телепорты! Почему ни Сорас ни Леа об этом мне ничего не рассказывали? Хотя, если даже этот… рябой спокойно говорит об этом, значит это настолько общеизвестная и простая истина. Да что уж, я еще не могу спокойно слушать слово «мана», особенно от кого-то вроде этого мужика. А он упоминал ее так, будто о руке своей левой разговаривал.
— Как выглядят штроки, знаешь? — спросил я.
— Штроки… Батя говаривал, что из них монстряков легче всего валить. Стоишь себе на посту да валишь издали все, что движется за стеной Каменной Границы.