Выбрать главу

— Решаем, решаем, — шмыгнул носом Роберт. — Пришлось привлечь еще пару человек на кухню, стараемся.

— Старайтесь. Случившееся тогда, возле дома, повториться не должно. Мы не можем больше рисковать. Правда, по иронии судьбы нас спасло то, что могло погубить всю операцию. Но не будем надеяться на то, что судьба станет всегда играть в нашу пользу.

— Не станем.

— Удалось, кстати, установить почему произошло <МI>это?

— «Всплытие сознания», как говорят наши медики. Пока нет стопроцентного объяснения, почему он начал «мочить» этих четверых, но догадки появились. После допроса его жены.

— Жены?

— Ну этой нашей дуры, что мы с ним поселили. Маргариты Мастерковой.

— И что?

— Она, в общем, оказалась воровкой по натуре.

— Что это значит?

— Мы же выдавали ей деньги на питание с тем, чтобы она покупала продукты получше, посвежее, поразнообразнее, с большим содержанием белка и протеина. Телятина, кальмары, креветки. А она, тварь, не удержалась, жаль, видите ли, ей было тратить «на этого борова» хорошие продукты. После таблетки «он жрал, что попало». Макароны, сосиски, картошку, перловку. Думаю, она сколотила небольшое состояние за эти месяцы. А как выясняется, химический состав сосисок и перловки крайне неблагоприятная среда для жизни наших лекарств. Толстяк начал усваивать значительно меньше их, чем нужно было для поддержания равновесия в сознании. Мастеркова думала, никто ничего не заметит, все–то постепенно прибавлялся, как было задумано, по схеме.

— Да, пожалуй, это похоже на объяснение, но надеюсь теперь…

— Что вы, Владислав Владимирович, что вы! Я не упомянул о двух новых поварах. Таблетки мы ему не можем навязывать. Но, с другой стороны нам легче, чем Мастерковой. Вместо перловки мы можем поставить ему на стол, например, фаршированного дурианами лангуста, а в этого зверя напихать все, что нам надо.

— И яйца кокотт с шампиньоновым пюре? — усмехнулся Владислав Владимирович.

— Да, и это можем, завтра же.

— Это вы хорошо придумали. И продолжайте придумывать, работать головой… Поймите, никакие усилия на этом участке чрезмерны. Он пока — наше главное оружие. Вы не представляете, каковы масштабы возможных потерь, если мы его выпустим из рук.

Роберт Игоревич лег по стойке смирно.

— Ладно, об этом все… Что у него с женским полом?

— Его обслуживают две буфетчицы.

— «Обслуживают»?

— Да, тут невольная игра слов, Владислав Владимирович. В этом, в половом смысле, он вполне ощутил себя Семенюком. Судя по докладам Мастерковой, постельная жизнь его была скудна. Впрочем, тут она действовала в рамках инструкции. Считалось, что каждый оргазм вызывает определенное сотрясение психической конструкции.

— А что же сейчас? Насколько я понимаю, его трясет по нескольку раз в день.

— Наши эскулапы пришли теперь к выводу, будто это, наоборот, полезно в данном случае. У медиков часто случаются повороты на сто восемьдесят градусов. Кроме того, нам его любовные открытия полезны и в другом отношении. Девочек я проинструктировал, и они ведут с ним что–то вроде игры.

— Какой еще игры?

— Ну, знаете, как с детьми… Эту ложечку съешь за папу, а эту за маму. Вот и они тоже завели что–то вроде натурообмена. Хочешь помацать чего–нибудь, сначала съешь сервелата полфунтика.

— Бред!

— Не скажите, работает…

Владислав Владимирович помолчал немного. переваривая поступившую информацию.

— Насколько я вижу, ситуация пока находится под контролем… Полным контролем.

В голосе говорившего был оттенок вопросительной интонации. Роберт Игоревич счел разумным промолчать. В ответ на это молчание шеф открыл глаза. Невидимого цвета зрачки впились в физиономию Роберта.

— Что означает ваше молчание?

Подчиненный вздохнул так глубоко, что зашевелился песок, лежавший меж сообщниками.

— Что означает ваше молчание? — В этом вопросе была слышна уже явная угроза.

— Я хочу быть честным до конца, — затараторил Роберт Игоревич, — собственно, как бы и ничего. Просто крохотная зацепочка, заусенец, шероховатость. Можно было бы не обратить внимания. Отнести на счет случайности, тем более, что потом все пошло по–прежнему, никак не отразилось…

— Я жду.

— Слово. Одно всего лишь слово. Он произнес его…

— Какое слово?!

— Коньюктивит.

Владислав Владимирович сел. В сидячем положении, особенно в сравнении с бледным, дряблым Робертом, он смотрелся живописно. Он глядел в сторону уже почти допылавшего заката.

— Коньюктивит?

— У одного из охранников, у Лубенченко воспалился глаз. Сам по себе. Так что формально ситуация нормальная.