— Знаю. Я должен добраться до Висбадена...
— Только не повторяйте слов той идиотки, — сказал Пилсудский. — Муж пани Гитлер, шпионящий в Висбадене... Такую чушь могли выдумать только дипломаты.
Эйнштейн вынул трубку изо рта и слегка усмехнулся.
— Я должен быть вашим агентом?
— А вы уже и так наш агент, — ответил Эйнштейн на кошмарном польском языке. — Вы уже выполнили свое задание... Но, как говорила пани Потоцки, не задаром.
— Похоже, я ничего не понимаю.
Пилсудский снова усмехнулся. Господи Иисусе! Словно сама смерть усмехалась. Как будто бы могильщик оскалил искусственную челюсть над чьей-то могилой.
— Проблема вот в чем... Пан Альберт утверждает, что мы изготовим бомбу Гейзенберга даже скорее, чем они. А тогда... Пан Альберт произведет ее для нас...
— Но тогда она должна называться бомбой Эйнштейна? — отважился перебить Вишневецкий. Эйнштейн вдруг рассмеялся. Пилсудский только покачал головой.
— Бомба Эйнштейна уже имеется, — сказал он. — Имеется и уже действует.
— Не понял?
— Видите ли... Немцы смеются над нами из-за того, что у нас все открыто. Повсюду можно зайти, все можно увидеть. А у них полнейшая тайна. Деревенская пекарня является строго охраняемым военным объектом... Что же... Вам известно, что такое принцип неопределенности Гейзенберга. Но никто на свете не знает, что такое вторая теория относительности Эйнштейна! Потому что мы охраняем только по-настоящему серьезные вещи. А не деревенскую пекарню. Мы храним вторую теорию относительности.
— Что такое теория относительности? — спросил Вишневецкий.
— Вы физик. Но вам пришлось бы потратить несколько лет, чтобы это понять.
— До сих пор не понимаю.
— Видите ли, — ужасный виленский акцент едва позволял понять слова маршалка сейма. — Пан Альберт вместе с панами Раевским, Зыгальским и Ружицким сконструировал машину Эйнштейна. В обиходе названную «Энигмой».
— А, знаю... Слышал сплетни. Якобы, какая-то германская машина для шифрования. Пилсудский тепло улыбнулся. Так тепло, как только может смерть.
— Мы распространяем слухи, что это немецкая машина для шифрования. На самом же деле имеется в виду машина относительных реальностей...
— Не понял?
— Машина, которая позволяет нашим агентам проникать в относительные реальности. — Пилсудский глотнул очередную таблетку и запил остатками кофе. — Нас интересует бомба Гейзенберга. Но нам известно, что это двухэтажное устройство с громадной трубой. И как прикажете такое нечто использовать? Подвезти на поезде к вражескому городу? Нет... А не лучше ли выслать агента в такую относительную реальность, где атомная бомба уже имеется? Маленькая, практичная, готовая к применению? Как это сказал бы ваш Раппапорт из «Сортира»... small, friendly, ready to use.
Пилсудский начал смеяться. Выглядело это так, будто бы стадо гиен скалило клыки.
— Езус-Мария... И это я являюсь таким вот агентом? Пилсудский кивнул.
— Боже... — Неожиданно Вищшневецкий кое-что вспомнил. — Я... Но ведь вы мне только снитесь! Это должно было быть тестовой проверкой сна «Успех в профессиональной деятельности»! Ну, что тут поделаешь, — буркнул Эйнштейн. Вообще-то, он мог говорить и на идише, Вишневецкий едва его понимал. — Это побочный эффект нашей технологии. Всем агентам кажется, будто бы они видят сон...
— Но это пройдет через несколько месяцев, — прибавил Пилсудский.
— Только... вот это название, «Успех в профессиональной деятельности» мне очень даже нравится. — Эйнштейн рассмеялся. Этот, по крайней мере, смеялся нормально. Походил на человека, а не на клубок пауков над выпотрошенной мухой.
— Сейчас сюда прибудет гипнотизер, — буркнул маршалек сейма. Он поможет вам вспомнить все из того... так называемого «сна». А вы... Вы начертите нам все планы, воспроизведете все расчеты. Понимаете?
— Да. Нет... — простонал Вишневецкий. Господи. Выходит, вся та реальность мне только снилась? Та реальность, где я видел сон об этой???
— Ну да.
— Матка Боска... — Еремия потряс головой. Даже великолепный коньяк не приносил облегчения. — Но ведь такая технология — это же власть над всем миром.
Пилсудский пригладил усы.
— А вы как думаете? — тихо произнес он. — К чему мы стремимся?
— Но ведь там... там имеется столько чудесных вещей... Ведь... Вы других агентов не высылали?
— Естественно. Это ваше 200-тонное самоходное орудие, ваш 300-миллиметровый «Сортирчик»... В иной относительной реальности эта машина смерти называется «Конфуций» и производится в Китае. Ваша машина снабжения — в иной реальности сверхтяжелый танк «Иосиф Сталин 6». ПЗЛ «Пулавский П-92» в ином мире — это Ф-16 «Боевой Сокол». — Пилсудский глянул на таблетки, рассыпанные по столу. — Противоревматик где-то называют «Вольтарен». И, благодаря нему, я, похоже, до сих пор живу... Вот вас ранили под Пхеньяном... Было заражение, правда? И выжили вы только благодаря антибиотикам. В этом случае мы даже название не сменили, потому что приятно звучит по-польски. Бомбардировщик «Тур» — это попросту Б-52. «Зубр» — это СУ-26... «Лося Ф2» где-то называют «Торнадо». Мне и дальше перечислять?