Варя вдруг подумала, что, может, это и не камеры никакие, а за одной из этих дверей — выход, солнце, люди.… А она, глупая, проходит мимо?
Варя дергает дверь, но та закрыта. Слышит, как сын говорит ей: «Мама! Мама!» Голос срывается на визг, и Варя колотится в дверь. А потом возникают вспышки: маленький сын кричит «мама!», а Варя видит себя в луже крови с перерезанным горлом.
Она с криком села на койке. Ее трясло, на губах — солоно от слёз.
— Чё разоралась, спать не даешь! — донеслось из дальнего угла. Тут же зашикали из угла напротив:
— Рот, бля, закрой, сука, а то я сейчас сама закрою!
— Кто там гавкает? Я тебе щас так закрою…
Варя посидела, тяжело дыша. Потом снова легла, натянула на плечи одеяло. Ото рта шел легонький пар. В камере — дай бог около нуля.
В дальнем углу завозились, зло матюгнулась Люда, здоровенная бабища, получившая три года за торговлю паленой водкой.
— Эй, Пчёлка!
Это Нинка, соседка с нижней койки. Нинку здесь уважают. Она здесь уже по третьему разу. Рассказывают, что на второй ходке кому-то распорола заточкой горло.
Варя накрылась с головой одеялом, подышала на руки. Без толку. Всё равно холод пробирал до костей.
— Эй! Чё молчишь-то?
Роза не унималась. Варя решила молчать. Но Нинка снизу крепко пнула сетку кровати.
— Ну! Пчёлка! Че молчишь? Спишь, что ль? Скажи сон-то!
Роза была любопытна и обожала слушать про сны, чудеса и прочее такое же мистическое.
— Ну, скажи, скажи. Скажи сон-то!.. Давай. Говори. Чего снилось?
Варя со вздохом перевернулась на спину, вытянулась на тощем матраце, заложила руки за голову.
— Коридор… Длинный, страшный, стены серые, а потолка и пола как будто нет, все в таком сизом тумане… По обеим сторонам — двери, много. Я одну дверь открываю и попадаю в комнату… Такая глухая-глухая, ни окон, ни дверей. Или были окна, что ли?..
— Одно ходка, значит, — подала голос Роза.
— Что? — не поняла Варя.
— Да комната эта твоя. Одна комната — одна ходка, значит, — объяснила Роза. — Ну? И чего дальше-то?
-А потом вспышки: сына вижу и себя… себя с перерезанным горлом. Я заорала и убежала…
— Кричать во сне нехорошо, — глубокомысленно изрекла Роза. Она знала значение всех снов, что во сне хорошо, что плохо, что к дождю, а что — к свиданию…
Пчёлкина повернулась на бок, накрыла голову подушкой, чтобы ничего не слышать, никого не видеть… Господи, да когда же всё это закончится? Когда она вернётся домой к мужу и сыну? Саша… интересно, как у него там, в Твери дела? Смогли ли они что-нибудь решить? «Маленькая, всё будет хорошо, я тебе обещаю… слышишь? — всплывал в голове его голос.
— Я верю в тебя, родной, — шепнула Пчёлкина в подушку.
***
В Москву Саша и Космос прилетели вместе с Котом. Дело спорилось. Через нужных людей Белов нашел подходящее место для клиники, выгодное по сумме и месторасположению. В свою очередь Иван пообещал Белому найти информацию о том, кто мог подставить Пчёлкину.
Каково же было Сашино удивление, когда через неделю Кот принёс ему папку и несколько снимков Ольги Суриковой. Выяснилось, что она хорошо знакома с неким Константином Птахиным, который занимался транспортировкой наркотиков под видом детского питания через левые фирмы.
— Вот пригрел змею на груди, — рыкнул Саша, читая личное дело бывшей любовницы и туша окурок сигареты в цветочном горшке.
— Ты с ней знаком? — удивился Волков.
— Доводилось встретиться, — Белов, конечно, не собирался посвящать Волкова во все тонкости его отношений с Суриковой.
Их разговор прервал Холмогоров.
— Саня, Швецова звонила, адвокатесса, говорит, нашла лазейку, как можно Варю вытащить.
— Поезжай, потом расскажешь, — распорядился друг.
***
Космос шагнул в ресторан, замерев ненадолго, чтобы оглядеться. В дальнем углу у окна ему махнули рукой, и мужчина двинулся к столику. Брюнетка, сделав несколько глотков кофе, улыбнулась.
Мария Сергеевна Швецова считалась одним из лучших адвокатов Москвы. И среди местных авторитетов она пользовалась уважением. С Холмогоровым девушка была знакома давно — еще с 1987-го года. На частых вечерах в квартире отца-астрофизика собиралась интеллигенция, уважаемые люди, и нередко известный юрист Сергей Швецов приходил со всей семьей — женой Анной и единственной дочерью Машей.
Тогда еще Космос молча наблюдал за Марией, что-то в ней казалось таким редким для современных девушек. Она это видела. Встречи из семейных превратились вскоре в личные. Холмогорову тогда влюбился, но по окончании школы на него обрушилась сокрушительная новость — Маша уезжает. Надолго. Учиться в Москве не дал сам отец, по многочисленным рекомендациям он собирался отправить дочь в Ленинград, но самое болезненное для Космоса было то, что девушка вовсе не была против. Тогда эта юношеская любовь закончилась…