— Ты чего, малыш?
— Теперь мне грустно… Они побыли вместе так мало и сгорели вместе…
— Знаешь, солнышко, несмотря на это, они все равно были счастливы. Хотя бы эти несколько минут…
— А, может, они потом переродятся в другие игрушки и теперь точно будут всегда рядом?..
— Обязательно, — Пчёлкину улыбнулась, — вот видишь — какой ты у меня смышленый!
Данька скоро задремал у нее на руках, и Варя, обняв сына за спинку, неотрывно гладила его волосы второй рукой и с улыбкой поглядывала на камин. Наконец, послышался стук ворот и шелест шин с улицы. Девушка повернула голову к окну — Саша приехал.
Белов медленно вошел в гостиную, остановился в дверях и улыбнулся. Сердце окатило теплой волной от одного вида на такую домашнюю и родную Варю и спящего сына.
— Ждете?
— Еще бы. С тебя, кстати, самая высокая и пушистая елка, Александр Николаевич, — улыбаясь, шепнула Пчёлкина, — сын заказал.
— Завтра будет, — он склонился к ее губам и запечатал на них поцелуй, — кормить-то будешь?
— Буду.
— Давай Даньку уложу пока…
Варя пошла разогревать ужин, а Белов отнес сына в комнату, подоткнул одеяло, поцеловал Даню. Удивительно просто, какое замечательное настроение было у него накануне голосования! Саша взял ракетницу, вышел на улицу и жахнул вверх сразу из обоих стволов.
На веранде появилась напуганная выстрелом Варя. Увидев в руке мужа ракетницу, она тут же успокоилась.
— Саш! У тебя что — день пограничника уже?
Белый, попыхивая сигаретой, повернулся к жене и выдал улыбку: — Вареник, отгадай загадку: зимой и летом одним цветом?
— Да знаю, знаю… — улыбнулась она. — Саша Белый.
— Умница, дочка! — засмеялся бригадир и зарядил в ракетницу два новых патрона.
— Ужинать идем, стрелок!
— Сейчас иду, родная…
Белов еще раз запулил в черное небо две ярких ракеты и довольный пошел в дом.
Субботу, последний день накануне выборов, он провел дома. Агитация в этот день была запрещена по закону, поэтому никаких мероприятий у него запланировано не было. Да и что можно было сделать за один день? Все, что мог, он уже сделал.
День выдался душевный, солнечный, и Белов притащил долгожданную елку. Все семейство еще несколько часов украшало ее, но Данька был главным по тарелочкам, как говорится. Сам решал и указывал, куда какую игрушку вешать, а затем, как настоящий капитан, взгромоздившись на шею отца, собственнолично водрузил на самую верхушку хвойной красавицы блестящую макушку.
Весь день Белова не оставляло ощущение спокойной уверенности. Он предпочитал не задумываться о своих шансах на победу в завтрашних выборах. Все равно теперь от него уже ничего не зависело.
Только вечером, устроившись вместе с Варей с бутылочкой вина у горящего камина, Белов вернулся мыслями к своей избирательной кампании. Точнее, к ее последней, финишной части. Да, у Саши были все основания быть довольным. Он еще отхлебнул вина и вдруг неожиданно для себя вполголоса затянул:
— А есау-у-ул догадлив бы-ы-ыл…
— Волнуешься? — Пчёлкина погладила его по плечу и прислонилась ближе.
Белый обвил жену обеими руками и запечатал поцелуй на кончике ее носа.
— Всё будет хорошо, Варюха, жили и будем жить! Только в тысячу раз лучше.
***
Настал день выборов.
На каждом избирательном участке дежурили по наблюдателю от каждой из команд. Причем они следили не столько за ходом выборов, сколько друг за другом. И те, и другие опасались провокаций, подтасовок и прочих пакостей от конкурентов. В общем, обстановка на участках была довольно напряженной.
А в штабах обоих кандидатов до поры до времени было довольно спокойно. Но чем ближе был момент закрытия участков, тем сильнее становилось волнение и самих кандидатов, и их многочисленных избирательных команд.
Варя уже успела уложить Даньку, поговорить с матерью, которая больше переживала за состояние дочери, чем за исход выборов. Но под конец разговора все-таки поддержала девушку и пожелала удачи.
Звонки с участков становились все реже. Ситуация на компьютере не менялась. Каверин по-прежнему имел небольшое, но стабильное преимущество. Наконец Люда, ведшая учет по участкам, растерянно объявила:
— Остался последний участок, шестнадцатый…
Саша взглянул на монитор компьютера. Цифры на нем отражали убийственный для него итог. Каверин — двадцать четыре тысячи восемьсот шестьдесят два. Белов — двадцать четыре тысячи восемьсот три.
В этот момент зазвонил телефон. Ближайшая к аппарату девушка мгновенно схватила трубку.
— Алло, шестнадцатый?!.. — выпалила она и после крохотной паузы разочарованно протянула трубку Белову: — Александр Николаевич, вас…