В Битце они перешли на медленный шаг. Весь хмель из Саши вылетел, зато невеселым мыслям в голове стало просторно.
Варя, упрямо курящая сигарету возле ресторана, перед тем как уехать домой, так и стояла у него прямо перед его глазами.
— Я буду к утру, маленькая. Езжай домой отдохни.
— Хорошо. Пока — и до озноба холодный взгляд говорящий «Мне всё ровно, во сколько ты будешь»
Лес, настоящий Битцевский лес просыпался. Было тихо-тихо, даже цоканье «Росинанта» не было слышно — трава глушила звук. Лишь мерное дыхание коня немного нарушало, впрочем, вполне гармонично, тишину просыпающегося леса. Саша старался дышать в ритм с животным. Сейчас они были единым целым. Они выехали к речке Чертановке, больше похожей на ручей. Остановив коня на мостике, Саша долго смотрел в воду. Злость совсем вышла из него, выветрилась вместе с алкоголем. Он смотрел, как туман, поднимаясь от воды, клубится и тает в воздухе. Этот речной туман смешивался с паром от боков усталой лошади.
Эх, Варя, Варя… Саша пристально смотрел на воду, словно надеясь прочесть в ней свою судьбу. Но это была просто вода.
А, собственно, что произошло-то? Ну не хочет она жить в квартире подаренной друзьями, причем по понятным причинам. Господи да купит он ей хоть сто таких квартир. Главное что они любят друг друга. А квартира… Квартира дело наживное. У них будет все, и ребёнок обязательно будет, в этом Белов был уверен.
***
Толстая угрюмая дворничиха остервенело мела асфальт около телефонной будки. Окурков-то набросали, вот ведь люди называется! Урна же совсем рядом! Равномерные звуки разрушали утреннюю тишину, будто целью женщины было разбудить всю округу, а не навести чистоту. И вдруг она остолбенела: к шварканью метлы прибавилось звонкое цоканье. Прямо на нее из-за поворота выехал всадник на белой лошади. Саша подъехал к телефону-автомату и, не слезая с коня, набрал свой домашний номер. Варя сняла трубку почти сразу — наверное, поставила телефон в спальню.
— Але! Але! — голос жены был нежным и немного хриплым. Спала, похоже, без задних ног, пока он бороздил московские улицы.
Он молчал и словно бы видел ее всю. Теплую, сонную. Он видел как она своим, только ей свойственным движением прижимает плечом трубку, как откидывает прядь волос со лба. Видел, как бьется, пульсирует голубая жилка на виске.
— Але, — еще раз сказала она и замолчала. Но трубку не положила.
Он слышал ее осторожное дыхание. Варюха, любимая!
— Ну и зараза ты, Варька! Но я так люблю тебя! — ласково сказал он и повесил трубку.
Он не мог слышать, как она счастливо засмеялась. И как она могла всерьез злиться на него?
Глава 21
На лице Игоря Леонидовича Введенского играла отвлеченная улыбка. Ему чрезвычайно нравилось то, что он слышал. Он уже в третий раз подряд прокручивал магнитофонную запись. Лейтенант Коноваленко все никак не мог понять, доволен начальник добытой информацией или она его раздражает.
«Восток — дело тонкое…», — прозвучал в магнитофоне голос Фархада.
— Это таджик? — спросил Введенский.
— Он считает себя иранцем, — уточнил Коноваленко, проведя кончиком пальца по своему тонкому носу с горбинкой.
Введенский жестом заставил его замолчать.
«Значит, берем чушку… делаем там полость… забиваем наркоту… и ни одна собака, ни один рентген не найдет».
Введенский выключил магнитофон, и чуть было не подмигнул Коноваленко:
— В самом деле, ничего идея… И вообще, Белов — голова! Учись, орел. Он и вывернулся и нашел способ, как дальше подняться. Пора подключаться.
Игорь Леонидович пробарабанил пальцами по столу, изобразив нечто очень похожее на простенький ритм «Чижика-пыжика».
***
Конь стоял в одном ряду с автомобилями на стоянке перед офисом бывшего «Курс-Ин-Веста». Прямо с асфальта он собирал мягкими губами соленые чипсы. А в офисе, в бывшем предбаннике кабинета Артура Лапшина, из угла в угол метался Фархад:
— Саня, я опоздаю, уже регистрация началась! — кричал он Белову через дверь, из-за которой слышался плеск воды.
Фархад нервничал и, чтобы чем-то занять руки, перетаскивал горшки с цветами на стойку секретарши, устраивая из них какой-то необыкновенный ботанический сад.
— Иду, Фарик! — наконец вышел Саша, вытирая полотенцем чисто выбритый подбородок. — Все, летим. Мне уже положение не позволяет небритым ходить. Что ты мне здесь наставил? — Изумленно уставился он на зеленые заросли.