— Не знаю, — раздраженно ответил Каверин.
— А должен знать, Володенька, — поучал его Бек. — Ты мент или кто? На хрен я тебя брал?
— Ребят, ну имейте совесть, дайте поспать! — с верхних нар по соседству приподнялся пожилой мужик в вытертой джинсовой куртке.
— Отец, прости. Возраст мы уважаем, — серьезно ответил Саша. И распорядился: — Все, давайте спать.
— Раз косяк, два косяк… Потом губа, конечно… — бормотал, укладываясь, Фара.
— Отец, базара нет. — Естественно, последнее слово должно было остаться за Космосом.
Осталось оно, однако, за Белым:
— Жена рожает, а я на нарах… — тоскливо произнес он, смотря на грязные стены камеры. Да уж, ситуация, какой и врагу не пожелаешь. Ладно, утро вечера мудреней…
***
Варя проснулась от боли. Ныл живот. А на душе скребли кошки. Тысяча ободранных кошек. Эта душевная боль заставила ее подняться.
В палате тускло светил ночник. Сдержав стон, она медленно, стараясь не делать резких движений, вышла в коридор. Слава богу, никого. Тут только она поняла, что забыла надеть тапочки. Но возвращаться в палату не стала. В закутке дежурной сестры Пчелкина присела на край стула и набрала Сашин номер.
— Абонент не отвечает или временно недоступен. Позвоните, пожалуйста, позднее, — ответил чересчур вежливый механический голос.
Господи, где же он? Девушка набрала номер Космоса, на том конце снова последовал ответ.
— Абонент не отвечает или временно недоступен. Позвоните, пожалуйста, позднее.
Кошки радостно принялись за свое черное дело…
Мобильники трещали без умолку. На разные лады. Прямо птичник, а не тюрьма! Один даже нагло выдавал звуки государственного гимна. Пожилой прапорщик с ненавистью смотрел на изъятое имущество. Развели тут…
Он беззвучно выматерился. Нашел в куче аппаратов «гимнюка» и попробовал заткнуть хотя бы его, тыркая толстым пальцем во все кнопки подряд.
— Мать твою, заколебали, — вслух ругнулся он, когда телефон уже молча завибрировал в его руке.
Чтобы перекрыть трели, он включил телевизор. На экране черный-черный дым валил из белого дома. Час от часу не легче!
— Понедельник — день тяжелый, — вздохнул прапорщик и вырубил гребаный ящик…
***
Он так и проспал остаток ночи — одетый, скрючившись на узком диванчике, под недремлющим оком железного Феликса. Солнце разбудило. Невзирая на бурные ночные события, оно сегодня светило чуть ли не по-весеннему. Казалось, природе нет ни малейшего дела до политических катаклизмов.
Введенский встал, с хрустом потянулся. Новый день — новые заботы. Надо быть в форме. Из стола он достал пузатую бутылку с волшебным элексиром. Там оставалось всего ничего, на донышке. Ну да ладно, на первый заряд бодрости хватит. Он плеснул коньяку в бокал, вдохнул его аромат и с наслаждением опрокинул в себя, будто это был не благородный напиток, а рюмка водки.
— Разрешите? — постучали в дверь.
Ну, наконец-то Коноваленко, где ж тебя носило?
— Входи. — Введенский поставил пустую бутылку под стол.
— С добрым утром, Игорь Леонидович. — Коноваленко цвел, как роза. Определив состояние шефа по заблестевшим глазам, подчиненный осмелился пошутить. — После первой не закусываете?
— Не борзей, — оборвал его Введенский. — Ну, что там?
— Нашли его. — Коноваленко моментально вытянулся в струнку. — В Бутырке.
— Да что ты! — восхитился Введенский. — Жив-здоров?
— Да ничего вроде. Омоновцы только помяли немного.
— Ну, ничего, до свадьбы заживет. — Введенский был доволен, «объект» и в самом деле всего лишь попал под «гребенку». — Ладно — молодец, Коноваленко. Иди домой, отсыпайся.
— Есть, — козырнул Коноваленко.
Самому Введенскому отдыхать пока не светило. Надо было еще вызволять своих. Пока они еще свои.
Перед тем, как засесть за телефон, Игорь Леонидович заботливо прикрепил к российскому трехцветному флажку, что стоял у него на столе, черную полоску бумаги. «Траур по недолгой российской демократии, — усмехнулся он про себя. — Аминь».
Гостеприимные двери Бутырской тюрьмы были распахнуты настежь. Сегодня, в отличие от вчерашнего, выпускали. Уже без формальностей. И без эксцессов. Даже мобильники отдали. И чего, спрашивается, огород городили?
— Ну, Саня, это тебе не гауптвахта, понимаешь, — веселый Фархад размахивал голубыми, под цвет октябрьского неба, четками.
Саша улыбался отстраненно — ему надо было дозвониться прямо сейчас, немедленно, еще вчера. Но у Кати было занято. Блин, да с кем же она треплется-то?
— Братва, я не понял, в чем дело? Метут без предъявы. Что за дела? Гонят ни свет, ни заря. Ну извиниться-то хотя бы можно? — несколько запоздало качал права Фил. Но ему никто не отвечал. Космос подставил лицо солнцу, а ногами выстукивал чечетку.