Глава 33
Катя была у сестры уже почти сутки. За это время ей пришлось дважды вызывать неотложку — у Тани крепко прихватывало сердце. Врачи «скорой» предлагали госпитализацию, особенно настойчив был второй — долговязый суетливый парень, чем-то похожий на Космоса. Но Татьяна Николаевна ни о какой больнице и слушать не желала. Она до сих пор ничего не знала о сыне и каждую минуту ждала от него звонка. И не пропускала ни одного выпуска новостей по телевизору: а вдруг скажут что-нибудь новое про Сашу? Несмотря на все старания Кати хоть как-то приободрить сестру, Татьяна Николаевна часто начинала плакать — тихо и горестно. Жалко ее было неимоверно. Катя пыталась ее разговорить, отвлечь от мрачных мыслей, но всякий раз сестра переводила разговор на сына. Вспоминала его детские шалости, болезни, успехи и неудачи. Достала старые Сашины фотографии и подолгу рассказывала — где и когда они были сделаны. Катя тоже, разумеется, переживала за племянника, но — по-своему. Уже к обеду она уничтожила у сестры львиную долю ее запасов провизии, включая целое блюдо тех самых пирожков с морковкой. А ближе к вечеру Катя решила сбегать по магазинам — закупить кое-что из продуктов, а заодно и запастись в аптеке новыми лекарствами для сестры. Благо, она, кажется, задремала. Одевшись, она тихонько заглянула в комнату к Татьяне Николаевне. Та, словно почувствовав что-то, проснулась, приподняла голову и встревоженно спросила: — Кать, ты куда? — Я в магазин, Танюша. Спи… Татьяна Николаевна, прищурясь, взглянула на часы. — Нет, Кать, дай мне пульт — сейчас будут шестичасовые новости… — она вымученно улыбнулась сестре. — А ты иди, иди, Катюш, я в порядке… Катя кивнула и вышла из квартиры. Душа у нее была не на месте, поэтому в магазинах она металась между прилавками с такой скоростью, будто опаздывала на поезд. Минут через сорок она, нагруженная сумками, открыла дверь. В квартире было подозрительно тихо. Катя опустила сумки на пол и позвала: — Танюш! Тишина. Не сняв плаща, Катя на ватных ногах прошла в комнату сестры. Таня неподвижно лежала на боку, лицом к погашенному экрану телевизора. Ее левая рука неловко свесилась с дивана, рядом лежал телевизионный пульт. — Таня! — вскрикнула Катя и в ту же секунду с ужасом и отчаяньем поняла, что сестра ей уже не ответит. Она бессильно опустилась на пол рядом с диваном и взяла в руки еще теплую Танину ладонь. Жгучая боль потери удавкой перехватила горло, и Катя глухо, навзрыд заплакала. И еще долго, очень долго она сидела вот так — прижавшись мокрой от слез щекой к безжизненной руке сестры, — и давилась горькими, безутешными рыданиями.