— Куда бежать? Куда скрыться? Везде я буду взят, продан в неволю или умру с голода. Лучше умереть от меча врага, чем умирать медленно в цепях и тюрьмах.
Сказав эти слова, он принялся опять за прерванную работу и был убит ворвавшимися солдатами.
В этот день Испанцы завладели только городскими предместьями, но самый город и крепость не были еще взяты. Не теряя времени, Испанцы принялись бомбардировать город и крепость; город загорелся, расшатанные стены рухнули; обезумевшие от страха жители выбегали из горевших домов и, осыпаемые градом пуль и ядер, падали раненые и убитые. Мавры отчаянно кидались в узкие улицы предместий и нападали на Испанцев с кинжалами, саблями и ножами, презирая смерть, воодушевленные одною местью и сознанием своего безвыходного положения. Эти страшные рукопашные, беспощадные битвы длились два дня и две ночи, но многие маврские военачальники были убиты; были убиты и храбрейшие из их рыцарей, и сдача крепости воспоследовала. Жители Лохи получили позволение унести с собою что в силах были захватить и могли поселиться в провинций Валенсии. Боабдиль-эль-Чико должен был признать себя вассалом короля Испанского и отказаться навсегда от трона гренадского. Понурив голову, униженные и скорбящие, вышли из Лохи маврские рыцари и воины, а за ними потянулись жители с женами и детьми, которые оглашали воздух плачем и стенаниями. Боабдиль Злосчастный, убитый горем, должен был преклонить колена перед Фердинандом, в знак своего ему подданства, и печально, после этого унижения, отправился в городок Приэгу, где и поселился.
Король Фердинанд не медлил и тотчас после взятия Лохи вознамерился взять другую, очень значительную крепость Маклин. Он обложил ее и послал просить королеву Изабеллу посетить его. Королева с инфантой, своею дочерью, и многочисленною свитой тотчас отправилась в путь и на дороге посетила Лоху, где раздала разоренным больным и бедным обильные вспомоществования. Маркиз Кадикский сопровождал королеву. Когда она подъехала к лагерю короля, все рыцари испанские, находившиеся там, в богатых одеяниях и убранствах, на чудно разукрашенных, великолепных конях, выехали к ней навстречу, с севильским знаменем впереди и командором рыцарей ордена св. Иоанна. Королева ехала на большом муле; седло ее, пунцового бархата, было вышито золотом, уздечка и сбруя обшиты атласом и украшены золотыми вензелями и бантами, а сама королева была одета в бархатное и парчовое платье, сверх которого была наброшена пунцовая мантия. Шляпа королевы из черного бархата была обшита золотым позументом. Рядом с нею ехала дочь ее, инфанта, в черном бархатном платье и черной шляпе, украшенной золотом.
Когда королева поравнялась с рыцарями, выехавшими к ней навстречу и выстроившимися по левую ее руку, она с величавою грацией, ей свойственною, склонилась перед севильским знаменем и приказала нести его по правую руку. Когда она подъехала к лагерю, все войско бросилось ей навстречу и приветствовало ее восторженно, ибо она пользовалась всеобщею любовию. Король показался в богатой одежде, на прекрасном, дорогом коне, а за ним ехали все испанские гранды. На нем был пунцовый камзол, золотисто-желтого цвета штаны и парчовое верхнее платье; гранды, его сопровождавшие, были разодеты с неимоверною пышностию. Когда король подъехал к королеве, он снял шляпу, также как и вся его свита, трижды почтительно поклонился ей и потом уже поцеловал ее и дочь, которую сперва перекрестил. После короля и его свиты подъехал к королеве английский граф Райверс, в полном вооружении, на дивном коне, покрытом голубою попоной и шелковою сеткой, на которой были нашиты золотые звезды. На нем была парчовая одежда, белая с развевавшимися перьями шляпа; он держал в левой руке небольшой круглый щит, украшенный золотыми полосами; пять пажей, одетые в шелк и парчу, ехали за ним на дорогих, богато украшенных лошадях. За пажами следовала свита графа. Он низко, но с достоинством поклонился сперва королеве и инфанте, а потом королю; королева осыпала его похвалами за выказанную им отвагу при взятии Лохи, а граф, гарцуя на своем дивном коне, управлял им с таким искусством и ловкостию, что возбудил общее восхищение. Королева на другой день послала ему в подарок 12 скакунов, покрытых попонами из золотой парчи, несколько палаток из тончайшего полотна, две постели с парчовыми одеялами и множество других дорогих вещей.
Испанский лагерь был разбит на высоком, утесистом холме, у подножия которого текла быстрая речка. За лагерем, охраняя его, стоял густой лес, а впереди него виднелись высокие башни Маклина. Крепость эта была снабжена припасами всякого рода, вооружена и окопана; дети, женщины и старики были отосланы в Гренаду. Несмотря на то, что Фердинанд обладал сильною артиллерией, он предвидел, что ему будет стоить больших усилий взять эту крепость. Два дня и две ночи не умолкала пальба; одна из башен Маклина, в которой хранился порох, взлетела на воздух с находившимися в ней Маврами; изуродованные и бездыханные тела их разбросало по городу. Все дома города были потрясены до основания, народ перепуган, ибо никогда не только не видал он, но и не слыхал о возможности взрывов. Он упал духом и верил, что само небо наказывает его и отступилось от него. Тогда Мавры выслали послов в стан испанский и сдали крепость Маклин с условием, что жители ее могут удалиться, унося с собою свои богатства, но оставляя припасы и оружие.
Король и королева Испанские вошли в город с великим торжеством. Впереди них несли знамя, на котором был изображен крест; за ним шли священники и братья различных орденов и пели хором гимн: «Те Deum». За ними несли другие знамена и ехали тихо и торжественно в глубоком молчании и молитве король, королева, рыцари и победоносное испанское войско. По пустынным и узким улицам Маклина подвигалось оно при звуках церковного пения, когда внезапно раздалось в ответ ему другое пение, исходившее, как казалось всем, из недр земли: «Да будут благословенны грядущие во имя Господне», — пели неведомые голоса. Процессия остановилась в изумлении. То были голоса христиан, томившихся в плену у Мавров; они из подземных тюрем своих, заслышав звуки знакомых и милых их сердцу молитв, отвечали на них и приветствовали этими вышеприведенными словами своих соотечественников и вместе с тем свое освобождение. Королева Изабелла была тронута до глубины души, приказала немедленно освободить узников и привести их к себе. Когда она увидела их бледные, истомленные лица, их исхудавшие члены, тяжелые цепи, которыми они были скованы, их рубище и согбенные спины, она заплакала и приказала одеть их и одарить деньгами. В числе освобожденных нашли немало известных по рождению и храбрости рыцарей. Королева осталась в Маклине, заботясь о раненых и больных, заботясь об устроении церквей и монастырей на вновь завоеванной территории.
Когда в Гренаде узнали о взятии Маклина, народ был поражен ужасом. «Правый глаз Гренады потух», — говорили они на своем образном языке, — «Щит Гренады разбит! Кто теперь защитит нас от чужеземного вторжения?»
— Мы сражались до последней возможности, — говорили пришедшие из взятых крепостей военачальники, — сражались до тех пор, пока не рухнули стены наших крепостей. Христиане взорвали на воздух наши высокие башни, наши бастионы… Мы были бессильны против таких новоизобретенных способов разрушения!
Несмотря на эти справедливые заявления побежденных, народ встретил поруганием военачальников сдавшихся крепостей; но вскоре это народное волнение должно было уступить место опасениям: Испанцы подходили к Гренаде.
Начальники сдавшихся крепостей, два родные брата, приступили к Эль-Сагалу.
— Мы защищали наши крепости как могли, как умели, — говорили они, — защищали до той минуты, когда стены их были разрушены и придавили собою большую часть нашего войска. В награду мы в Гренаде вынесли поругание и презрение. Король! Дай же нам теперь возможность показать наше мужество не за стенами города, которые разрушает враг какими-то машинами, а в поле! Позволь нам собрать войско и выступить из Гренады навстречу врагу, и да будет стыд и посрамление тому из нас, который окажется малодушным!
Эль-Сагал согласился и половину войска выслал против Испанцев, а сам остался с другою половиной в Гренаде, наготове, в случае успеха, поддержать своих и докончить поражение испанского войска.
Армия Фердинанда находилась за два льё от Гренады и переходила через мост в узком ущелье, когда Мавры с ожесточением бросились на нее. Два маврских рыцаря, одетые и вооруженные одинаково, отличались отчаянною отвагой; они бросились в самую жаркую сечу и резали врагов направо и налево, не помышляя об опасности; то были два брата, начальники сдавшихся крепостей. Граф Кобра и брат его дон Мартин Кордуанский выступили против них, но были мгновенно окружены маврскими войсками. К ним на помощь поспешил молодой рыцарь Хуан Арагонский, племянник короля; его блестящее и дорогое оружие, роскошная сбруя его чистокровного коня привлекали внимание Мавров. Он был атакован со всех сторон, и хотя бился с неописанным мужеством — не мог, однако, долго устоять против сильного врага. Король, увидев его и графа Кобру в опасности потерять жизнь в этой ожесточенной битве, послал на помощь свежий отряд, со своим королевским знаменем, за которым с неудержимым натиском бросилась часть испанского войска. Мавры не устояли и, не взирая на просьбы, приказания и угрозы своих военачальников, стали отступать. У входа на мост, который защищали храбрейшие маврские рыцари, закипела вновь отчаянная борьба. Река запружена была трупами. Маврские рыцари почти все пали в бою этом, а остатки армии бежали в Гренаду. Там раздался плач и вопли; оба маврские рыцари-братья были убиты. В Гренаде в воспоминание их мужества поставлен был памятник с краткою надписью: