Наша связь с Волдемортом всё предрешила. Она определила окончательный исход войны, она обрекла Светлую сторону на поражение. Если бы я только знал, что все воспоминания, данные мне умирающим Северусом Снейпом в Визжащей Хижине, со мной в думосбросе смотрит и Волдеморт. Мне чертовски стыдно за то, что все, что я думал о моей предстоящей смерти ради всеобщего блага, видел Темный Лорд. Нет, не то, что мне было страшно, и я долго не мог решиться пойти и встретить свою смерть – в конце концов, Волдеморт сам страшился этого. Просто, в тот момент я действительно прощался со своей короткой жизнью, это было слишком личное, что слишком тяжело разделить с кем-то. Особенно с ним.
Стоит ли говорить, что в Запретном лесу, Темный Лорд встретил свой крестраж, пришедший к нему добровольно, с распростертыми объятьями и безумным смехом.
Я плохо помню первое время нового режима, новой власти. Знаю только, что пока я лежал, надеясь, что забыт всеми, в сырых подземельях, Министерство издавало новые законы, штампуя листовки одну за другой, спеша начать строить волшебный мир в угоду Темному Лорду. Теперь того, кто посмеет причинить какой-то вред Гарри Поттеру, ожидала немедленная смерть.
Чувства обрушились на меня в одно мгновение. Это было такое отчаяние, что я рыдал, выл от полнейшего бессилия, стонал, давясь всхлипами, расцарапывая себе горло и щеки, не имея возможности из-за заклятий нанести себе больший вред. Малодушно обвиняя всех, кроме себя. Ведь Снейп мог постараться рассказать мне все раньше, Дамблдор мог позволить мне умереть – не прислать своего феникса на помощь, дать дементорам высосать мою душу вместе с проклятым крестражем. Если бы на пятом курсе, Дамблдор не пришел ко мне на выручку.
Глупый старик, он жалел меня, давая мне пожить еще немножко, еще чуть-чуть. Хоть и отправляя к родственникам каждое лето, хоть и одобряя мои опасные приключения, он давал мне почувствовать жизнь, какой бы горькой она не была.
Только через месяц я смог признаться самому себе, что это моя вина. Если бы я удосужился научиться защищать свой мозг от вторжений, если бы я сам убил себя. Ведь директор мог быть не прав, считая, что убить меня должен именно Волдеморт. Какой бы шанс был у крестража, перережь я себе горло? Так много если, такое великое желание умереть. Мерлин, что я натворил.
А потом я совершил еще одну ошибку.
Когда в мою камеру явился Волдеморт, я был морально готов встать перед ним на колени и просить о смерти. Он предложил сделку – жизнь моих друзей на мое подчинение ему. Конечно, я согласился. Я был в отчаянии, я был рад спасти хоть кого-то. Это дарило такое слабое, но такое нужное ощущение моей съедаемой чувством вины душе.
Я примерно представлял, на что я себя предрекаю. Я ожидал физической боли, пыток. Меня ждали издевательства и насилие, сугубо моральные. Честно, я растерялся в начале. Только потом я понял, как это страшно. Темный Лорд правильно посчитал, что физическая боль слишком низко для меня, что Гарри Поттер заслуживает что-то более изощренное.
Каждый день в мою камеру приходили слуги, чтобы привести меня в порядок. При помощи чар и чистых мантий, я выглядел так, как будто владею половиной Гринготса, а здоровому румянцу позавидовала бы любая девушка.
Министерство Магии, приемы, суды, тюрьмы, где содержались мои друзья, званые обеды – все это я посещал, шагая рядом с Волдемортом. Невидимый поводок на шее, который он надел на меня, не давал мне сделать ни малейшую глупость, как бы я ни старался, какие бы попытки ни предпринимал. Я считался правой рукой Волдеморта. Английские маги ненавидели меня сильнее Темного Лорда, считая меня предателем, перебежчиком, тем, кто разрушил их последние надежды. Я пытался стойко выносить все это, держать на лице каменную маску, а удавка на шее даже чем-то помогала в этом. Волдеморт наслаждался этим, я видел, как горят его глаза, когда он смотрит на меня. Я окончательно не ломался только потому, что внутри меня грела мысль о выживших друзьях, что это все ради них. Что ради них я стерплю всю на свете. И так было, пока мне не удалось поговорить с Гермионой. Мы сидели на грязном полу, держась за руки по разные стороны железных прутьев. И, наконец, у меня появился шанс все рассказать ей. Моя подруга не сомневалась во мне, она безоговорочно мне поверила, но она сама была на самом дне. Это я уже понял в тот момент, когда она призналась сквозь слезы, что если бы я выбрал смерть для них, было бы намного лучше, я опешил – мир покачнулся. Я, не веря, уставился на нее, отползая по полу от ее клетки, не в силах оторвать взгляд от моей верной подруги. В грязной, изорванной одежде, исхудавшая и кашлявшая кровью – что же я наделал? Сколько ей осталось? И главное, это я обрек ее на мучительное угасание вместо быстрой смерти. Ведь на самом деле я прикрывал свою трусость благородством. Ведь я уже тогда понимал, какая им уготована жизнь, я просто не хотел брать на себя ответственность за их смерть. В итоге Волдеморт обыграл меня, как наивного ребенка, которым я и являлся.
В тот день Гарри Поттер исчез вместе со стражником, который подчинился моему приказу и пропустил к Гермионе. Сама девушка умерла от зеленого луча быстро и безболезненно, Темный Лорд успел выпустить свою злобу на неудачливом стороже подземелья.
От меня же осталась одна оболочка. Безвольная кукла со шрамом на лбу. Я машинально ел, выполнял приказы и спал. Вскоре кукла так заигралась, что забыла про все свои страдания. Я вжился в роль, в этот образ. Я действительно стал правой рукой Темного Лорда. Только мы с ним вдвоем знали, как обстоят дела на самом деле. Постепенно я обнаружил, что выполняю довольно важные поручения, а не только играю роль красивого знамени нового режима. Казалось бы, он должен быть доволен верным Гарри Поттером на своей стороне, но он начал смотреть на меня с нескрываемым отвращением.
Мир менялся вокруг нас. Англия вступала в новую эру, где темная магия преподавалась в Хогвартсе, а оборотни получили разрешение кусать людей в полнолуние раз в год по взаимному согласию. Гоблины давили маггловскую экономику, вызывая в их стране жесточайший кризис. А Темный Лорд, кажется, планировал войну с материком.
Я ел за одним столом с Ближним Кругом, играл в преферанс с Пожирателями Смерти. Незаметно перебрался из подземелий в комнату с удобной мебелью. Делал заявления в атриуме Министерства, призывая к сотрудничеству и единению. Что меня удивляло – Волдеморт никогда не приказывал мне убивать.
Чем послушней я был, тем сильнее негодовал Волдеморт. Он с нескрываемым отвращением слушал мои доклады о проведенных переговорах или сделанных заявлениях, ему противно было находиться со мной в одном помещении. Через какое-то время я почувствовал, как ослаб ошейник вокруг моей шеи, и благодаря данной мне толики свободы, я начал самостоятельно действовать от лица Темного Лорда. Как бы я ни старался, какую пользу бы ни приносил, я видел, что Волдеморт едва сдерживает себя, чтобы не проклясть. Будь у него хотя бы еще один крестраж, он бы не терпел меня.