Другие представители манчестерской школы держатся того же принципа. «Для споспешествования экономическому благу народа вообще, - говорит проф. Смит, - фритрэдер видит только один возможный путь, именно свободу каждого отдельного лица по мере сил способствовать своему благу. Каждый понимает споспешествование своему благу лучше, чем другие, лучше, чем все другое». В этом-то и заключается этическая основа прежней школы. Она зиждется именно на положении, что «общее благо» само по себе есть вещь слишком туманная и неопределенная, тогда как «частное благо», наоборот, понятно и определенно. Новая немецкая школа экономистов, называющая себя «этической» и утверждающая, что «экономическая деятельность подчиняется нравственной», восстала против этого учения. Но для того, чтобы вести борьбу по возможности равным оружием, ей было бы необходимо войти в прямое и обстоятельное исследование положений как теоретической, так и практической этики, и установить какой-нибудь общий руководящий принцип. Еще Ланге, которого можно считать одним из провозвестников этической школы экономистов, выставил следующее требование: «Так как мы уже достаточно знаем действия эгоизма, а последствия морали, напротив, не знаем, то мы не получим улучшенного народного хозяйства, прежде чем не будем иметь начал научной теории нравственности, но и этих начал мы иметь не будем без большого прогресса в экономической науке». Успех последней во всяком случае немыслим при такой неопределенности и шаткости этических основ, какая встречается у лучших представителей этических экономистов. Шмоллер, которого неоднократно цитированное сочинение признается «лучшим общефилософским основанием молодой этической школы национальной экономии» (А.Вагнер, 1, с. 3), и которого воззрения почти целиком разделяются приверженцами этой школы, нигде не ставит прямо вопроса о свойстве нравственного принципа, который бы мог быть положен в основание новой политической экономии. Только мимоходом, полемизируя против пяти основных прав, признаваемых Трейчке, он высказывает, что «краеугольным камнем современной этики вообще может быть признано следующее положение Шлейермахера: ни один человек не должен быть только средством для другого; каждый человек, напротив, хотя он, между прочим, и исполняет роль для других целей, должен быть в то же время признан имеющим свою собственную цель, признан монадой» (1, с. 121). Принцип этот настолько неопределен, что не годится даже для той цели, ради которой его приводит Шмоллер. Ни Трейчке, ни кто другой и не утверждает, чтобы личность всецело поглощалась для каких бы то ни было вне ее лежащих целей; степень же поглощения ее вовсе не определяется вышеозначенным изречением. Поэтому понятно, что Шмоллер и не пользовался им для установления своих теоретических воззрений. При этом он и вообще не затрагивает глубоких слоев вопроса. Высший нравственный принцип, на который он ссылается во время своей аргументации, резюмирован им следующим образом: «Суть заключается и всегда будет заключаться в том, чтобы мы вообще шли вперед в деле экономического развития, чтобы мы больше производили, правильнее распределяли бы производимое, чтобы наше потребление увеличивалось как в деле удовлетворения благороднейших и высших, так равно и низших потребностей, чтобы мы становились более образованными, прилежными, умными и справедливыми людьми» (стр.51). Здесь, что ни слово, то ссылка на ходячие в обыденной жизни понятия, подлежащие, однако же, самым разнообразным, нередко противоречивым определениям. Как философский принцип, это во всяком случае не годится, именно вследствие этой неопределенности и доступности разнородному толкованию. Верховный этический принцип, выставленный Ланге, отличается, во всяком случае, несравненно большей цельностью и определенностью. «Жизнь, раз произведенная, - говорит он, - должна быть сохраняема». Это положение Ланге считает принципом всякого цивилизованного человека, и потому на нем он думает основать прекращение или, по крайней мере, ослабление борьбы за существование в человеческом роде.