- Я знаю, сестра, - склонил он голову. - Именно поэтому я здесь.
Плавно положив крупную ладонь на покатое плечо Агнессы, Чезаре мягко, почти ласково, подтолкнул ее в сторону коридора, где начинались кельи монахинь, и повелительно произнес:
- Ведите!
Он был молод, красив и смел. А она стара, безобразна и суеверна. Ах, как далеки те дни, когда и Агнесса была юна да быстра, будто воды чистой реки. Тогда ей вовсе не мечталось о заточении в монастыре, а хотелось вдыхать жизнь и все ее радости полной грудью. Но судьба распорядилась иначе: порывы угасли, желания притупились, мечты забылись. С годами тело ее постарело и высохло, зато дух очистился в усердных молитвах. Нынче служить Господу стало куда проще.
Агнесса растерянно кивнула, скорбно поджав губы. И все же он наглец, истинный наглец! Но как же хорош: глаза, брови, скулы - великолепны. Движения по-звериному пластичны. Царственная осанка. И веет от него роковой пагубой, словно от дьявола-искусителя.
Внутренне содрогнувшись, Агнесса отвела взгляд от невыносимо прекрасных черт и нехотя двинулась вдоль пустого коридора, все еще чувствуя след горячей ладони на своем оледеневшем от смятения плече.
До кельи, где жил нынче делла Ровере, было с десяток шагов, но Агнессе показалось, прошла целая вечность, пока она, спотыкаясь на ватных ногах, подвела молодого Борджиа к тяжелым дверям.
Мысли ее путались, а все существо охватывал священный ужас: этот Чезаре, этот дьявол во плоти, скрывал в своих восхитительных глазах тень кровавой вендетты. Делла Ровере пока дышит, но переживет ли он визит папского сына?
Как настоятельница, она не должна была допустить злодеяния в стенах своей вотчины, не могла позволить осквернить эту святую обитель клеймом убийства, но и не знала как помешать тому, кто явился вершить возмездие.
Он, конечно же, все видел. Видел ее замешательство, чувствовал смятение и, словно зверь, неуклонно следующий за своей добычей, явственно наслаждался ее страхом. Хищно улыбаясь, Чезаре сам толкнул створку дверей, не дождавшись приглашения хозяйки.
Внутри, подле неподвижно лежащего делла Ровере, усердно творили молитвы пять монахинь.
- Уйдите, сестры, - с порога заявил непрошенный гость. На мягких, ярко очерченных губах вновь заиграла демоническая улыбка, когда пять пар невинных глаз уставились на него в немом изумлении.
Одна за другой послушницы опустили взоры и в трепетном смущении начали подниматься с колен. Агнесса невольно усмехнулась, стоя за широкой спиной кардинала. Ей нетрудно было догадаться, какое впечатление на неискушенных монахинь произвел этот великолепный, словно сам сатана, Чезаре Борджиа.
Он прекрасно осознавал силу своего обаяния, не мог не осознавать. Будто сошедший с полотен известнейших художников, он напоминал античного полубога, чуждого и опасного для верующих в Иисуса.
Чуть помедлив, Чезаре решительно вошёл в тесную келью, внезапно заполнив собой все пространство, и громогласно, с ноткой неуловимой издевки, сказал:
- Молитесь не за упокой его души, - он мягко подтолкнул к выходу замешкавшихся у ложа Лауру и Анну, - а за здравие!
Выпроводив послушниц, Чезаре кивнул Агнессе и изящно, почти театрально перекрестился:
- Я с вами.
А затем плотно затворил дверь у неё перед самым носом.
Возмущение было вспыхнуло в её душе, да тут же и угасло. Он - кардинал Валенсийский - сын Папы, для него закон не писан. Чезаре Борджиа не обязан соблюдать приличие или делать вид, что его намерения благие. Он сам себе хозяин и поступает так, как хочет, или, разумеется, как того желает Александр Шестой.
И все же он не совершит убийство столь открыто. Не посмеет. Не должен. Это было бы слишком рискованно даже для папского сына.
С горем пополам Агнесса убедила себя, что хотя бы в эти минуты ее подопечный в относительной безопасности, и нехотя пошла прочь.
Ноги сами привели ее во внутренний просторный двор монастыря. Подставив лицо заходящему солнцу, Агнесса глубоко вздохнула. Ее собственная жизнь догорала в закате. Сегодня, взглянув на проклятого Чезаре, она ощутила это остро, как никогда прежде. Его красивые глаза смотрели на нее со снисхождением, и даже с толикой жалости, в них сквозила тоскливая мысль: “Что же время сделало с ней?”
А ведь она была красива когда-то. В той, другой жизни, которую едва помнила, у нее были роскошные черные локоны, выразительные глаза, яркие полные губы, а гибкости ее стана завидовали все девицы в округе. И даже приняв постриг в монастыре, Агнесса еще долгое время тайно любовалась своим отражением в крохотном серебряном зеркальце - скромном подарке от старшего брата. Он давно умер. Да и зеркало помутнело.