Пьетро Бембо оказывается ее самым искренним другом. Все еще больной поэт навещает Лукрецию, но ему не удается найти слов, способных выразить его искреннее сочувствие. Тогда он решается ей написать:
«Вчера я пришел к Вашему Высочеству, чтобы выразить мое участие в вашем горе и утешить вас, насколько это в моих силах. Но я не смог сделать ни того, ни другого. Потому что, когда я увидел вас в этой темной комнате, в черном платье, отчаявшуюся и в слезах, от волнения мое сердце сжалось, и я стоял, не в силах вымолвить ни слова, неспособный найти какие-то слова. Мне самому нужно было утешение, хотя я явился, чтобы утешить вас, и я ушел, душа моя разрывалась от этого печального зрелища, я был нем и при этом что-то бормотал, как, вероятно, вы могли заметить…
Вы знаете о моей безграничной преданности и знаете, что ваша боль — и моя тоже. Более чем кто-либо другой, вас сможет утешить ваша бесконечная мудрость».
В других письмах он снова призывает Лукрецию найти утешение в нежных чувствах друга: «Эти несчастья не сломили меня, они не смогли ослабить моих постоянных и страстных мыслей, они только укрепили и еще больше разожгли во мне желание служить вам». Постоянство поэта наконец вознаграждено. Лукреция признается ему в своей любви. Бембо не может сдержать радости. 5 октября он пишет ей, что пожертвовал бы любыми сокровищами, чтобы снова услышать признание, сделанное ею накануне. Он сожалеет, что она не сделала этого раньше. Далее он продолжает, что никогда ни один любовник не пылал более чистым и жарким огнем, чем тот, что в нем зажгли FF и его судьба. Он надеется что пытаясь потушить это пламя в своей собственной груди, молодая женщина сама в нем сгорит.
В другом послании его восторг достигает своего высшего выражения: «Я надеюсь только на то, что смогу еще раз созерцать мою дорогую половину, без которой я не только чувствую себя неполным, но скорее полностью не существующим».
Но письма становятся слишком частыми. Альфонс начинает что-то подозревать. 7 октября он объявляет, что приедет поохотиться в Остеллато. Ему нужна вилла Строцци, чтобы там разместить свою свиту. Он вынуждает, таким образом, Бембо уехать оттуда и оставить Лукрецию, которая по-прежнему находится недалеко — в Меделане. Молодая женщина не может пока вернуться в Феррару, где все еще свирепствует чума. В декабре поэт должен выехать в Венецию, там тяжело заболел его младший брат Карло. Когда он приезжает, тот уже умер. Страдая, он ищет поддержки в любви Лукреции: «Будьте уверены, что в печали, как и в радости, вы навсегда останетесь моим солнцем, а я всегда буду как зеркало отражать ваши лучи». Через некоторое время он посылает ей освященный медальон с восковым изображением агнца божия, который он носил на груди. Он просит ее надевать его на ночь из любви к нему, чтобы таким образом он мог быть с ней рядом, «на нежном алтаре ее сердца». Он клянется, что вернется после Пасхи. Но он не вернулся, и любовная переписка прекратилась, ее сменили благоразумные официальные письма: либо иссякли чувства главных действующих лиц этой идиллии, либо Альфонс стал уж слишком ревнив. Последнее доказательство любви поэта Лукреция получит гораздо позже — в феврале 1505 года, когда через своего типографа Альда Мануция он передаст ей экземпляр Asolani (Азоланские беседы), его диалогов о любви, с возвышенным посвящением прекрасной даме из Феррары.
Благодаря романтическому приключению с Бембо Лукреция занимает почетное место в утонченной культуре своего времени. Но события, происходящие в Риме, не дают ей забыть, что в мире царствует жестокость. Ее брат Чезаре на себе ощущает ее действие, потому что на сей раз не он направляет ход истории. После смерти Александра VI, после оказавшегося очень кратким понтификата Пия III, в начале правления Юлия II де Валентинуа чувствует себя неуверенно, он растерян и вскоре вынужден защищаться от ограбленных им сеньоров Романьи. Теперь ему нечего надеяться на помощь короля Людовика XII Французского — Борджиа для него уже никто. Суверен весьма недвусмысленно излагает свое мнение союзнику, герцогу Феррары: он ему советует отослать Лукрецию, которая еще не дала наследника его сыну! Он замечает, что причин для развода предостаточно, можно даже говорить о навязанном браке. Но ни Геркулес, ни его сын не собираются прислушиваться к этому дружескому совету: во-первых, они действительно привязались к Лукреции, во-вторых, развод опозорил бы их, а еще их останавливает то, что тогда пришлось бы вернуть огромное приданое молодой женщины.