Димитрий(улану-разведчику). Нет ли где переправы?
Разведчик. Есть, у Козьего Брода.
Димитрий. Сколько до него?
Разведчик. С полчаса.
Димитрий. Далече. Мне нужно в бой сейчас… Слушай, Марина, я здесь перейду, а тебя проводят хлопцы к Броду.
Марина(прижимаясь к нему). Нет. С тобой, с тобой!
Димитрий. Светик мой, сердце мое, ради Христа, поезжай!
Марина плачет, прижимаясь к нему все крепче. Вдруг, соскочив с лошади, бежит к реке и сходит на лед. Димитрий – за нею, Митька тоже, захватив валявшийся на берегу обломок старой длинной казачьей пики.
Марина(взяв Димитрия за руку). Пойдем, пойдем, я с тобой ничего не боюсь!
Все трое идут по льду. Митька впереди щупает пикой лед. Хрупкое стекло под ними трещит и ломается иглисто-колючими звездами. Дух захватывает у смотрящих с берега, кинулись бы им на помощь, но помочь нельзя: чем больше людей, тем опаснее. А трое все дальше и дальше идут. Но, дойдя до середины реки, остановились, дальше нельзя: слишком тонок лед, и впереди полынья. Митька, заметив трещину, отделяющую льдину-островок, где они стоят, от сплошного льда, воткнул в него пику и хочет оттолкнуться, но не хватает силенки.
Митька. Ну-ка, царевич, помоги!
Димитрий. Что ты делаешь?
Митька. А не стоять же тут век. Может, отчалим и доплывем до берега, – ведь вон, рукой подать.
Марина. Митьке верь, сколько раз меня спасал!
Димитрий помогает ему, кое-где рубит лед саблей и кое-где отталкивается пикой. Вдруг ледяной островок, отделившись, начинает двигаться, сначала медленно, потом все быстрей, и наконец, уносится вниз по течению, но, благодаря последнему сильному толчку Димитрия, не прямо, а вкось, так что, немного проплыв и зацепившись за идущую от берега ледяную косу, остановился.
Три-четыре сажени отделяют их от берега. Там уже сбегаются люди, кричат, кидают им багры с веревками и сами кидаются в воду, вбивают колья, валят на лед солому и хворост, рубят доски, мостят на живую нитку мосток.
Митька над всеми начальствует, смелый и ловкий, легкий, точно два за плечами его, на гусарском доломане, белых крылышка носят его по воздуху.
Димитрий с Мариной сходят на берег. Садятся на коней и скачут в бой.
Там, в бою, как бы два противоположных течения столкнулись в водовороте одни наступают, другие бегут.
Крики. Беда! Беда! Царевич убит! – Утонул! Сгорел! – Пропали наши головушки! Беги, ребята, беги! – Куда вы, черти? Назад! Царевич жив, – Да нет же, убит! – Врут москали, чтобы вас напугать да побить! – Где же он? – Вон, скачет сюда! – Да здравствует царевич Димитрий! – Так я и знал! Нет, брат, шалишь: такой не пропадает, в огне не горит, в воде не тонет! – В бой, ребята, в бой! Все умрем за царевича! – Ну, теперь, Московцы, только держись! Бей их, еретиков, антихристов!
Шум сражения. Ранние зимние сумерки, желтый туман. Мокрый, как будто теплый, снег. Глуше в тумане стук барабанов, ярче огонь оружейных и пушечных выстрелов.
В стане Московцев, на невысоком кургане, откуда видно поле сражения. Салтыков и Туренин смотрят на него в подзорную трубу.
Туренин. Что за диво? Наши как будто бегут…
Салтыков. Что ты, боярин, типун тебе на язык, только что ляхи бежали…
Туренин. Да, а теперь наши. Глянь-ка сам!
Салтыков(смотрит, протирает стекла). Что такое? И впрямь, будто бегут…
Туренин. Вишь, валом валят, да прямо сюда. Сейчас узнаем…
Крики. Беда! Беда! – Царевич! Ляхи! Вот они! Вот они! – Беги, ребята, беги!
Медленно плетется раненый, с повязкой на голове, старый сотник стрелецкой дружины.
Туренин. Эй, братец, поди сюда! (Сотник подходит). С поля?
Сотник. С поля, батюшка! (Указывая на голову). Вишь, с гостинчиком!
Салтыков. Что там такое, скажи на милость?
Сотник(махнув рукой). Шабаш! Вор одолел!
Салтыков и Туренин(вместе). Вор? Да ведь он убит?
Сотник. Нет. Жив. Давеча, как слух прошел, что убит, – ну, ляхи бежать, а как узнали, что жив, повернули назад, и точно бес в них вошел, так и крошат. (Оглянувшись на поле). А вот и он сам!
Салтыков и Туренин(вместе). Где?
Сотник. Глянь-ка там, у шатра, под царским стягом, – у нас же намедни отнял, сукин сын, – на белом коне гарцует… (хватаясь за голову). Ох, больно! Дозвольте государи…
Туренин. Ступай, брат, ступай.
Сотник уходит.
Салтыков(смотрит в трубу). Он… а может не он. Ну-ка… ты посмотри, не узнаешь ли?
Туренин(смотрит). Черт его знает, туман, не видать… (Быстро отняв трубу от глаз). Тьфу!
Салтыков. Что ты?
Туренин молча крестится.
Салтыков. Да ты что такое?
Туренин. Плохо дело, Васильич. Думали мы, что с человеком ратуем, а это…
Салтыков. Кто же это?
Туренин(шепотом, на ухо). Стень.
Салтыков. Что ты, боярин, какая стень?
Туренин. А какою морочит людей сила нечистая. (Салтыков тоже крестится). Коли из такой беды он выскочит, да нас же побьет, видно, сам черт за него. Что с ним сделаешь? Бей. Руби. Коли. – Не сгинет, – в огне не горит, в воде не тонет. До Москвы дойдет. – Борисову Царству, а может, и всей Руси конец.
В стане Димитрия. Он сидит на коне, под царскою, зеленого шелка, хоругвью с черным двуглавым орлом и Деисусом. О. Мисаил держит ее над ним. Тут же Марина и Митька.
Шум битвы стихает. Быстро темнеет, зажигаются огни. В красном отблеске их, на зелено-золотистом шелку хоругви, лицо Димитрия кажется святым ликом на иконе.
Димитрий. Слава Отцу и Сыну и духу Святому! Мы победили! Ударить отбой! Довольно, ребята! Щадите русскую кровь! Отбой!
Все. Слава царевичу Димитрию! Да живет царь Московский! Виват! Виват!
О. Мисаил(громче всех). Благоверному великому государю нашему Димитрию Иванычу многая лета!
Димитрий(обнажая саблю и указывая вдаль). На Москву!
Все. На Москву! На Москву!