Мнение о том, что поход Болеслава 1013 года был реакцией на действия Владимира против заговорщиков и что Святополк сплел заговор до этого времени, на первый взгляд кажется весьма убедительным. Но оно не выдерживает одного-единственного возражения: Титмар Мерзебургский никак не связывает расправу Владимира с заговорщиками и начатую Болеславом войну против русского князя{317}. В более поздней немецкой хронике, использовавшей текст Титмара, — «Саксонских анналах» (XII век) — брак Святополка и дочери Болеслава отнесен ко времени между походом Болеслава на Русь в 1013 году и кончиной Владимира (князь умер 15 июля 1015 года){318}. Это сообщение признал соответствующим истине М.Б. Свердлов: он полагает, что брак Святополка с Болеславной был заключен после войны с Польшей в 1013 году и являлся именно символическим закреплением достигнутого мира. А заговор против Владимира Святополк, его супруга и Рейнберн составили в 1014-м или в самом начале 1015 года{319}.
Другой, не менее важный для историков вопрос: каковы причины выступления Святополка против приемного отца? А.В. Назаренко вразрез с господствующим мнением признал участие Болеслава в заговоре недоказанным, но в остальном повторил традиционное объяснение: «О времени и причинах конфликта Святополка с Владимиром остается только строить предположения. <…> Титмар везде предпочитал видеть козни Болеслава Польского, поэтому его слова о “наущении Болеслава” следует воспринимать с осторожностью. К концу правления Владимира (по условной в данном случае хронологии — в 1014 г.) относится также и мятеж против него другого из старших сыновей — Ярослава Новгородского. Возникает впечатление, что протест старших Владимировичей мог быть вызван какими-то не устраивавшими их планами отца относительно киевского столонаследия (возможно, передачи Киева Борису)»{320}.
Согласно «Повести временных лет», Ярослав Мудрый прекратил выплату денежной дани отцу в 6522 году, то есть в 1014-м или в первые два месяца 1015 года. Владимир начал готовить поход против еще одного мятежного сына, но заболел: «Когда Ярослав был в Новгороде, давал он по условию в Киев две тысячи гривен от года до года, а тысячу раздавал в Новгороде дружине. И так давали все новгородские посадники, а Ярослав не давал этого в Киев отцу своему. И сказал Владимир: “Расчищайте пути и мостите мосты”, ибо хотел идти войною на Ярослава, на сына своего, но разболелся»{321}.
Мятеж Ярослава тоже требует объяснения: почему он произошел?
Еще С.М. Соловьев в середине позапрошлого века предположил, что именно намерение Владимира на склоне лет передать власть Борису и объявление его своим наследником вызвали протест старших сыновей: вероятно, самого старшего — Святополка и старшего среди родных сыновей — Ярослава. О таком намерении косвенно свидетельствуют вызов Бориса в Киев и передача ему больным отцом войск для похода на печенегов летом 1015 года{322}. Нарушил или нет Владимир обычай престолонаследия, намереваясь передать власть одному из младших детей, — неизвестно: само существование принципа старшинства небесспорно. Но и Святополк, и Ярослав могли рассчитывать стать наследниками или просто желать киевской власти. Предположение С.М. Соловьева развил Н.И. Костомаров{323}. Эту гипотезу признали и многие другие историки{324}.[93]
В исторической литературе можно встретить и такое утверждение: у Святополка была еще одна, особая причина для недовольства отчимом: за несколько лет до составленного им заговора Владимир будто бы отправил пасынка заложником в Степь, к диким и страшным печенегам. Косвенную информацию об этом обнаруживают в послании немецкого миссионера Бруно Кверфуртского германскому королю Генриху II, написанном в 1008 году. Бруно рассказал о своем путешествии к язычникам печенегам и о возвращении от степняков. Русский правитель очень тепло принял его, но настойчиво отговаривал от намерения проповедовать христианство среди печенегов, опасаясь за жизнь монаха и не веря в успех его проповеди. Однако печенеги согласились принять христианство, если князь Владимир не будет с ними воевать: «С тем я и прибыл к государю Руси, который ради Божьего [дела] одобрил это, отдав в заложники сына»{325}. Как показал А.В. Назаренко, «с учетом всех хронологических указаний, содержащихся в “Послании”, возвращение Бруно в Киев должно было состояться примерно в июле—августе 1008 г.». В сыне-заложнике, отправленном Владимиром к печенегам, в историографии видят Святополка, для которого впоследствии характерен союз с печенегами. Известно, что печенеги поддерживали Святополка в войне за Киев с Ярославом Мудрым в 1016—1019 годах. «Однако это крайне маловероятно, — продолжает А.В. Назаренко, — обычно в заложники отдавали мальчиков, тогда как в 1008 г. Святополку Владимировичу было 30 лет, и он имел собственный стол в Турове. Скорее всего, заложником был кто-то из младших Владимировичей»{326}.
93
Разделял это мнение и А.Е. Пресняков. Нестор сообщает о «злобе», ненависти, которую питал Святополк к Борису, объясняя ее с религиозной точки зрения: великий грешник, наущаемый дьяволом, хочет уничтожить праведника. Но не исключено, считал А.Е. Пресняков, что «“злоба” Святополка на Бориса, а может быть, и на отца вызвана была явным предпочтением Бориса другим сыновьям и <…> весьма вероятным намерением передать Киев именно Борису». —