В тексте «Эймундовой саги» сказано, что она составлена по рассказам самих воинов Эймунда. Но господствует мнение, что этот текст относится к концу XIII века{457}.[137]
Несколько иначе судьба злополучного Бурицлава (в другой транслитерации — Бурицлейва) обрисована в «Саге об Ингваре Путешественнике»: в битве Эймундом «был Бурицлейв пленен и ослеплен и привезен к конунгу»{458}. Но в этом случае отличился уже тезка прежнего, другой Эймунд. Это Эймунд, именуемый сыном дочери конунга Эйрика из Свитьода (Швеции). «Сага об Ингваре Путешественнике» была сложена тоже поздно, не ранее середины XIII века{459}.
Отождествление большинства персонажей саги с реальными участниками русской истории 1010-х годов не вызывает никаких трудностей: Ярицлейв — Ярослав Мудрый; Ингигерд — его супруга, дочь шведского короля Олава Шётконунга, в крещении Ирина; Вартилав — Брячислав Полоцкий, племянник (сын Изяслава Владимировича), а не брат Ярослава. Но кто такой Бурицлав, или Бурицлейв? Сходство его имени с именем Бориса несомненно, как несомненно и сходство обстоятельств гибели: убийство по приказу киевского князя, подготавливаемое ночью и совершаемое в одном дневном переходе от Киева, расправа с князем в шатре или возле шатра, участие варягов, отсечение головы — правда, в древнерусских источниках не самому Борису, а его любимому дружиннику. Эти совпадения уже давно завораживают исследователей. Некоторые из них отнеслись к известиям саги с доверием, следуя очень простой и на первый взгляд несокрушимой логике: сага в отличие от древнерусских текстов — источник неангажированный, лишенный тенденциозности в описании событий древнерусской истории. Исследователи, отвергающие свидетельства древнерусских источников, отождествляют Бурицлейва с Борисом, По их убеждению, в древнерусской книжности подлинная история убийства Бориса Ярославом Мудрым подверглась цензурному запрету и обстоятельства гибели Бориса были фальсифицированы; Святополк был избран на роль братоубийцы, а Ярослав обелен{460}. Приверженцы этой линии в изучении памятников Борисоглебского цикла склонны отказывать в достоверности свидетельству всех древнерусских источников, что Борис был убит Святополком, предпочитая доверять «Эймундовой саге». Наиболее смелые, по-своему домысливая сообщения саги, даже предполагают, что Борис мог быть союзником Святополка в войне против Ярослава{461}.
Однако поразительное сходство историй убиения Бориса и тайного убийства Бурицлава на поверку оказывается мнимым: обстоятельства и детали убийства в саге — это «общее место», характерное для этого жанра и кочующее из одного произведения в другое{462}. Древнерусскую историю 1010-х годов сага знает и помнит плохо (и это естественно, если памятник сложился почти три века спустя). Из хронологических упоминаний о норвежской истории в «Эймундовой саге» следует, что ее герой явился в Гардарики на ловлю счастья и денег после 1017—1018 годов, а к этому времени Бориса уже несколько лет не было в живых. Можно простить древним сказителям эту историческую неточность и предположить, что на самом деле храбрые норманны приплыли на Русь несколькими годами раньше. Но вот другая беда: в таком случае их никак не могла любезно встречать княгиня Ингигерд — Ярослав женился на ней только в 1019 году, через четыре года после гибели Бориса![138] Проявим снисходительность к средневековым исландцам еще раз: может быть, эта ошибка памяти не дискредитирует остальную информацию? Однако дело обстоит намного более скверно: «Эймундова сага», изображая в фольклорной традиции междоусобицу 1016—1019 годов как борьбу между тремя братьями, даже не упоминает о ее главных участниках — ни о Святополке, ни о его тесте Болеславе[139]. А ведь об их роли известно не только из «Повести временных лет», но и из иностранных источников — из хроник Титмара Мерзебургского и Галла Анонима! Брячислав Полоцкий превратился из племянника в родного брата Ярослава, вокняжился в Киеве (где никогда не правил) да еще и пожаловал Эймунду Полоцкое княжество. (Если бы Брячислав это сделал в действительности, то превратился бы в изгоя — другого княжения у него попросту не было.) И жизнь полоцкого князя в саге оказалась намного короче, чем в реальности: умер он не через три, а через двадцать три года после войны и примирения с Ярославом Мудрым, — в 1044 году{463}.
137
Впрочем, какие-то рассказы об Эймунде (но не обязательно в форме саги), по-видимому, существовали уже в конце XII века; см. аргументацию в статье:
138
О дате этого брака см.:
139
На это обращал внимание еще Д.И. Иловайский, заметивший, что эта вопиющая неосведомленность изобличает «баснословный характер» саги: