…каждый раз ist, «есть», имеет другое значение и несет на себе другой размах высказывания <…> Вновь стоим мы на том же месте осмысления: «бытие» неопределенное и стертое — и все же понятно, и все же понятное <…> в каждом «есть» одно и то же «бытие» проносится как летучий звук и вместе с тем все-таки из какой-то дали задевает нас и говорит нечто существенное, возможно — существеннейшее.
Как видим, сам Хайдеггер заговорил здесь как поэт. Он считается одним из труднейших для понимания философов, как и Гегель. Но люди, знающие немецкий язык, говорят, что в оригинале и тот, и другой много яснее: их понятия образованы вслушиванием в язык, различением в нем оттенков, у Хайдеггерра в особенности — игрой с приставками. Но это тот же путь, по которому идет поэзия: у Тынянова в исследовании «Проблема стихотворного языка» главный тезис — поэзия создается на использовании боковых значений слова, оттенков, в нем содержащихся или в него поэтом привносимых.
Еще одна формула у Хайдеггера:
Бытие одновременно пустейшее и богатейшее, всеобщнейшее и уникальньнейшее, понятнейшее и противящееся всякому понятию, самое стершееся от применения и все равно впервые лишь наступающее, вместе надежнейшее и бездонное, забытейшее и памятнейшее, самое высказанное и самое умолчанное.
Но мы теперешние, говорит Хайдеггер, стоим на одной, первой стороне этих противопоставлений. Мы «забыли» бытие, «не знаем» его.
Это стояние вовне и незнание бытия — отличительная черта всей метафизики, ибо для нее бытие остается обобщеннейшим понятием.
Итоговый смысл его философии — обнаружение, самообнаружение бытия в языке, ощутимое в словесном искусстве, в поэзии. Хайдеггер тем самым подключается к великой школе немецкой романтической философии (к которой в сущности принадлежал и Гегель, несмотря и вопреки подчеркнуто рационалистическому облачению его системы). То, что потеряла метафизика — бытие, обнаруживается в поэзии.
Конечно, все это мало кого может сегодня взволновать. Кто сегодня думает о поэзии, читает поэзию? Однажды в ньюйоркском книжном магазине на полке бестселлеров я, к великому своему удивлению, обнаружил табличку «поэзия»; это оказались тексты песен какой-то поп-звезды.
Нынешний мир, говорит Хайдеггер, забыл бытие и погрузился в «устроенность» (по-немецки Маchenschaft) — сделанность, приспособленность к нуждам, порою, да и чаще всего искусственным, перестраивающего Землю человека. И все чаще думается, что бытие напомнит о себе каким-нибудь катастрофическим образом — к примеру, экологической катастрофой. Бытие никуда при этом не денется, оно равно себе в любой мутации; но человеку с его устройствами и устроенностью придется худо.
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/468150.html
* * *
[Гигантомания китча. Выставка Джеффа Кунса в Версале]
В Версале открыта и до 10 декабря будет проходить выставка работ американского скульптора Джеффа Кунса [Jeff Koons]. Это событие, естественно, не прошло незамеченным, но, кажется, не вызвало энтузиазма у французской публики и многочисленных иностранных туристов, посещающих знаменитый дворец Людовика XIV. А что еще, кроме отвращения, казалось бы, можно испытать, увидев в зале, украшенном портретами придворных дам, пылесос?
Сам художник настаивает на уместности такого сопоставления, утверждая, что ближайшая ассоциация, вызываемая пылесосом, это женская матка. А в зале Марса — бога войны подвешен к потолку гигантский омар, сделанный из стали и натуралистически раскрашенный. Кунс говорит в связи с этим: «Омар особенно уместен в зале Марса. Это возвращает нас во времена средневековья, а форма и окраска омара вызывает представление об огне и языках пламени. Постойте рядом с ним достаточно долго, и вам не избежать мысли о том, что здесь представлена ваша судьба».
Джеффу Кунсу не в новинку бросать вызов публике, как, впрочем, и всем нынешним мастерам кисти и резца. Его манера отнюдь не нова и являет один из обычных трюков концептуализма: вырвать реальный предмет из привычного контекста и представить его как самодовлеющую реальность. Эту штуку придумал Энди Уорхол со своей консервной банкой. Трюк или, лучше сказать в данном случае, примочка в том, что ярлык на банке с логотипом фирмы «Кембелл» графически изящен. Уорхол выставил в качестве художественного объекта типографский лист, на котором этих ярлыков множество. Повторение рисунка и шрифта создает некий линейный ритм. Концепт же, то есть мысль, за этим проектом стоящая, — показать реальность современного консюмеристского общества. Это не лишено художественной мысли, это остроумно. Красота там, где мы ее не видим, в повседневном быту. Это напоминает и о раннем конструктивизме, скажем о работах Александра Родченко, делавшего рекламу, к которой тексты писал Маяковский. А рекламы Родченко очень красивы, лучше сказать, эстетически значительны.