«Рождение трагедии» — первый выстрел, произведенный Ницше в сторону теоретической культуры европейского Просвещения, то есть плоского рационализма, порожденного основателем этой культуры Сократом, с его постылой диалектикой понятий, с его примитивным отождествлением добра и разума. Сократ был великим обманщиком человечества, утверждал Ницше, — он закрыл ему глаза на источники бытия, на трагическую его глубину. Музыка — единственное из искусств, способное проникнуть в эти глубины и адекватно их манифестировать. «Сократ, занимайся музыкой» — вот голос его гения, не услышанного Сократом. Нужно открыть новые уши для новой музыки, как писал позднее Ницше. И в творчестве Рихарда Вагнера он услышал такую музыку. Можно задать простой вопрос: а разве в операх Вагнера герои не говорят, не прибегают к словесной речи? Как бы и не наоборот: достаточно вспомнить бесконечные монологи бога Вотана или Амфортаса из «Персифаля». Но тут нечто принципиально отличное от оперы, как ее знали и культивировали до Вагнера: Вагнер принес в оперу миф, его так называемые музыкальные драмы моделированы по аттической трагедии, в них нет элементов плоского буржуазного бытовизма, нет прозы жизни как бытового фона для музыки. Музыка у Вагнера возвращается к своим мифическим истокам, в царство Диониса — бога избыточествующих природных сил, в божественном опьянении выводящих человека за границы его иллюзорного «я»; и этот мировой поток окончательно не губит человека только потому, что другое божество — Аполлон, бог света — создает эту иллюзию пребывания в пластически ощутимой форме. Жизнь — это аполлоническое сновидение на фоне дионисийской всепоглощающей бездны. Читайте Тютчева — у него о том же. У Вагнера всё кончается гибелью богов — и поворотом к новому бытийному циклу. В древнегреческой трагедии, в воодушевляющей ее музыке, писал Ницше, мировая Воля играет сама с собой, — и это сюжет любого подлинного искусства. Мировоззрение, на котором только и может покоиться такое искусство, — трагедийно, в нем нет ничего общего с духом буржуазной посредственности, породившей в философии позитивизм, а в искусстве морализирующий псевдореализм. Ницше считал, что выход из тенет этой плоско-рационалистической культуры возможен только путем возвращения к древнегреческому, аттическому мировоззрению, к философу Дионису, как он любил говорить. Среди европейских народов, считал он, к такому повороту способны разве что немцы, не столь отягощенные культурным наследием императорского и католического Рима. Не нужно забывать, что Ницше отнюдь не был очарован своими немцами — тут у него действовал тот же механизм, что у русских народников, считавших, что отечественная отсталость есть не минус, а преимущество России в возможности построения новой, не буржуазной жизни. Как известно, и ницшевская Германия, и народническая Россия в этих своих чаяниях и деяниях потерпели катастрофический провал. Можно только благословлять этот буржуазный позитивизм и моральную посредственность, избавившие Европу от вагнерианских излишеств новейшей истории. Сами немцы не совсем еще пришли в себя после своего дионисического разгула — понятно поэтому, зачем они на вагнеровских спектаклях выставляют пластиковый фаллос. Это холодный душ на собственную голову. Что же касается философа Диониса, то он никуда не делся — и справляет триумфы на конкурсах американской идололатрии. Это, конечно, не Вагнер. Но американские идолы тем хороши, что их много — никто не претендует на роль единственного вождя, никто из них не говорит аудитории: «Фюрер думает за вас».
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/465488.html
* * *
[Американки в Барселоне. Новый фильм Вуди Алена]
12.09.2008 18:57 Борис Парамонов
Вышел новый фильм Вуди Аллена «Кристина и Вики в Барселоне». Это уже третий подряд его фильм с неамериканским антуражем. В одном отношении этот отличается от двух предыдущих: в тех даже не было героев-американцев. Здесь же Вики и Кристина — американки, сподобившиеся европейских соблазнов. Этот фильм — легкая, как всегда, сатира Вуди Аллена на соотечественников. Европа здесь не только присутствует на экране, но сравнивается с Америкой — и не в пользу последней. Американцы здесь предстают «простаками за границей», как еще Марк Твен их назвал. Этот тезис должен был бы свидетельствовать в пользу культурной утонченности Вуди Аллена, если в сравнение Европы с Америкой не шло по такой удручающе бедной линии: в Европе сексуальные нравы свободнее. Конечно, в каком-нибудь нью-йоркском Гринич Виллидж нравы точно такие же, а то и круче, но, как известно, Нью-Йорк это не Америка. А Париж и даже Барселона все-таки не Гринич Виллидж в рассуждении всяческой культуры: вон в Барселоне есть Гауди с его декадентской церковью, а в Гринич Виллидж что-то не припоминается больших художественных ценностей, разве что монумент гомосексуалистам на Шеридан-сквер. И если о чем-то значительном говорит новый фильм Вуди Аллена, то не о культурной отсталости американцев, а об убожестве современной жизни хоть в Америке, хоть в Европе.