Диктор: "Уходит трагедия Анны на второй план, на первом оказывается трагедия покинутого мужа, пусть чопорного, пусть зануды, но достойного и порядочного, страдающего человека. И это - заслуга Гриценко".
Борис Парамонов: Еще один отзыв:
Диктор: "Мои симпатии на стороне Каренина. Как артист Гриценко Самойлову съел и косточек не оставил. Он действительно сыграл своеобразного, но достойного человека, который по-своему очень любит свою жену".
Борис Парамонов: И еще один:
Диктор: "Скажу как женщина, - даже если я бы вынуждена была выйти замуж не по любви, такому Каренину, какого сыграл Гриценко, я бы никогда не смогла изменить. Просто потому, что он - порядочный человек".
Борис Парамонов: Последний отзыв особенно впечатляет. Это крик души. Странно, но это мне напомнило знаменитую реплику советской участницы давнишнего, перестроечного телемоста: “У нас секса нет”. Это то же самое, только с другого конца. Секс-то как раз есть в немереных количествах и разнообразных качествах, но чего не было, того и нет: спокойной, устойчивой, гарантированной, достойной семейной жизни, за которую едва ли не любая русская женщина отдаст этот постылый секс. Русской женщине, после всех перипетий отечественной истории, не секс нужен, не любовники, а солидный муж, опора семьи, серьезный мужчина.
Это психология – вполне понятная. А вот идеология - в еще одном отзыве об Алексее Александровиче Каренине. И принадлежит этот отзыв знаменитому Иннокентию Смоктуновскому, который начинал сниматься в роли Каренина в той экранизации режиссера Зархи, но покинул съемки. Смоктуновский писал в цитируемой статье Сергея Аксенова:
Диктор: “Увидев отснятый материал, я понял, что Толстой в нем образцово-показательно отсутствует. Каренин мудрец, тонко и глубоко думающий и чувствующий человек; на таких людях держалась государственная Россия. Он понимал, что такое семейные устои, понимал связь этих скреп с государственной прочностью, укладом и культурой. Я не мог участвовать в фильме, где все это брошено и забыто. Анна представлена мещаночкой. Любовь ее - похоть, не больше. Я понял, что должны быть предприняты титанические усилия, чтобы хоть как-то поколебать этот фильм".
Борис Парамонов: Странная аберрация в восприятии классического образа знаменитым артистом. Конечно, Смоктуновский не прав, и Каренин у Толстого иным задуман. Каренин – государственный человек, а Толстой, вспомним, был анархист, враг государства. Сатирическая подача Каренина Толстым сомнений не вызывает. И здесь дело не только в противогосударственном анархизме Толстого, но еще кое в чем, и важнейшем. Но пока еще о Смоктуновском: как те женщины предпочитают прочный брак свободному сексу, так Смоктуновский, наглядевшись на советских начальников, склонен был видеть в Каренине образец чести и достоинства. Но ведь так оно и есть! Откатов-то Каренин не брал – и вообще их тогда не существовало. Взятки как социальная институция ушли из России после реформ Александра Второго, гомерически-гоголевское взяточничество – показатель иной, прошедшей николаевской эпохи.
Но это – история, а мы говорим о человеке. Почему нельзя согласиться с трактовкой Каренина у Смоктуновского? Потому что Толстой разоблачает его не только как представителя ненавистной ему государственности, но и как чуждый ему психологически тип человека. Каренин – неживой, в нем мало плоти и крови, он, так сказать, фригиден и импотентен, - не в прямом смысле, конечно, но в единственно важном для Толстого: он человек, оторвавшийся от природы, от земли, от почвы и крови, если хотите, человек, отчужденный культурно-государственными механизмами. Поэтому его и не любит, не может любить Анна, а любит она Вронского, ибо и она, и Вронский – как раз люди, живущие в чувственно-ощущаемом природном мире, у них главное не культура, не идеология, да и не психология, а биология. Они, так сказать, прекрасные звери, и Толстой любит в них это звериное, животно-природное начало. И любит их потому же, почему не любит Каренина: Толстой в основе своей - язычник, поклонник дионисических стихий, древний Пан.
Есть в романе поразительная сцена, иллюстрирующая не просто одно из сюжетных положений, но и бросающая свет на весь замысел романа, на всю тогдашнюю философию Толстого. Это сцена посещения Карениным модного петербургского адвоката, когда он решается на развод. Это шедевр толстовской прозы. Адвокат представлен врагом Каренина – и не в порядке судебной тяжбы, а природным, онтологическим врагом. Он-то и есть тот древний Пан, который торжествует над культурной худосочностью Каренина и вообще над всей культурной историей человечества. Прочтите сами – это глава Пятая Части четвертой романа. Ну вот хотя бы этот абзац: