Слов нет, эта история очень выразительна в плане демонстрации американских нравов, но еще больше для характеристики административных порядков в США. Массмедиа по этому поводу вспоминают, что в 12 американских штатах нет никаких законов, регулирующих порядок содержания диких животных. Огайо один из них.
Но дело не только в административных недоработках. Пресса, и особенно либеральная, ухватилась за этот случай, представив его яркой метафорой нынешней политической борьбы в Соединенных Штатах. И вспоминают больше всего в связи с этим о пресловутых "чайниках" - участниках движения tea-party. Главный их лозунг – недоверие к "большому" правительству, да и к любому правительству вообще, к самой идее, что жизнь рядового американца должна регулироваться кем-то и чем-то другим, к тому, что человек, коли его заставляют платить налоги, - уже не полный хозяин в собственном доме и на собственном дворе, "бэк-ярде".
Эта ситуация много лет назад была провидчески смоделирована Достоевским в "Записках из подполья": как ни благодетельствуй человека, как разумно и справедливо ни устраивай его жизнь, – а он не будет доволен, ибо фундаментальная его установка – "по своей глупой воле пожить". Воля, свобода важнее и нужнее благополучия (даже всеобщей медицинской страховки по проекту президента Обамы) – вот эта "достоевщина" и разворачивается сейчас в Америке, в отличие от Европы, где недовольство масс возникает из-за того, что они десятилетиями жили не по средствам, на подачки госсоциализма, - и прожились.
Но американцы, в отличие от избалованных велфэром европейцев, хотят оставаться хозяевами в своем доме, на своем дворе и в своем подполье. Хотя бы в том подполье водились не только крысы, но львы и тигры.
Не говоря уже об огнестрельном оружии в личном пользовании. Ведь американцу совсем не обязательно обзаводиться хищными зверями, чтобы противостать чужой воле – он и сам вооружен лучше всякого тигра.
Это мы, выходцы из Старого Света, ни с чем, кроме котов, справиться не можем. Да и то, когда их кастрируем.
Проблема в том, что таких пришельцев всё больше становится в США, и сейчас они количественно почти сравнялись с потомками отважных землепроходцев, приезжавших в Америку только с парой рук и смит-вессоном. Отсюда нынешняя резкая поляризованность страны, ставшая предметом беспокойства политиков, интеллектуалов и самих американских граждан.
Зверей из заповедника Терри Томпсона можно перестрелять, но людей в Америке стрелять не принято – разве что опять же в частном порядке.
Вспоминается опять же Достоевский, из тех же "Записок из подполья": свету провалиться или мне чаю не пить? И далеко неясно, что ответят на этот вопрос нынешние "чайники".
Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/24366971.html
* * *
Будьте как дети
Борис Парамонов: Одна из американских книжных новинок этого года – роман Брюса Даффи ''Несчастье мой бог: о беззаконной жизни Артюра Рембо'', вышедший в издательстве ''Doubleday'' и оживленно обсуждаемый в текущей прессе. Артюр Рембо (1854 – 1891) – гениальный французский поэт, писавший всего три года – с семнадцати до двадцати лет. После этого он бросил поэзию и уехал в Африку, в тогдашнюю Абиссинию; смертельно заболев, вернулся на родину и вскоре умер тридцати семи лет – возраст некоторым образом классический для поэтов: Пушкин и Маяковский ушли из жизни в этом возрасте. Зачем Рембо уехал в Абиссинию – так и неясно, ибо никакого особенного богатства там не нажил, хотя ходили слухи о разнообразнейших его авантюрах – добывал золото, торговал оружием и чуть ли не рабами. Но все эти авантюрные тайны бледнеют перед другой: почему гениально одаренный молодой человек оставил поэзию в том возрасте, когда ею по-настоящему начинают заниматься? Как бы там ни было, то, что Рембо сделал, ставит его в ряд подлинных реформаторов французской поэзии – таких, как Бодлер, Маларме и его приятель Верлен. Понятно, что такая жизнь не может не вызывать острого любопытства исследователей. Иногда хочется сказать, что заинтересоваться Артюром Рембо можно не только не зная его африканских приключений, но и не читая даже его стихов – достаточно взглянуть на его известную фотографию 1871 года: ангелически красивое и в то же время злое лицо; поневоле задумаешься о самой природе ангеличности.