"Нью-Йорк Таймс" иногда помещает сторонние материалы на правах рекламы. Недавно в ней появился шестистраничный вкладыш, написанный российскими журналистами. Среди прочих статей была одна, вызвавшая у меня особый интерес. Это статья о Довлатове (автор Владимир Рувинский) - о том, как группа энтузиастов собирается открыть музей Довлатова в Пушкинских горах, как известно, уже мемориальном месте. Они купили дом, в котором дважды жил Довлатов, работая экскурсоводом в Пушкинском заповеднике. Дом этот и его запьянцовский хозяин описаны в повести Довлатова "Заповедник". Знающие люди говорят, что этот дом должен был разрушиться от ветхости еще в 70-е годы, но каким-то чудом удержался до наших дней. Сейчас, значит, у него новые хозяева, которые его восстанавливают, намереваясь при этом сохранить все его дыры и щели для вящей документальности.
Еще одно свидетельство славы писателя, в свое время не нашедшего место в России, никого уже не удивляет. Слава Сергея Довлатова – заслуженная, никем сверху не спущенная, поистине народная. Довлатов нынче фигура культовая, сравнимая по градусу народной любви с Есениным и Высоцким, и стремление людей его память всячески увековечить в знаках вещественных удивления не вызывает. Но есть в этой истории один забавный поворот. Как уже было упомянуто, в этих местах есть уже один музей – пушкинский. Создается тем самым интересное сопоставление, о котором нельзя не задуматься.
Конечно, о какой-либо конкуренции в смысле славы речи быть не может. Посмертная слава – положение безразмерное, места всем хватит. Как писал однажды Маяковский, обращаясь к тому же Пушкину: Вы на "п", а я на "м", - имея в виду их алфавитное расположение на скрижалях бессмертия. Заставляет задуматься другое: не сами авторы в их соотносительном достоинстве, а та Россия, которую они соответственно представляют. Литературный процесс всё сохраняет и при случае приумножает. Другое дело – процесс исторический.
Лучшая характеристика Пушкина дана историком-эмигрантом Г.П.Федотовым: певец империи и свободы. Уточняя, автор говорил, что в истории России была эпоха, когда строительство империи совпадало со строительством культуры. Эту эпоху обычно называют петербургским периодом русской истории. Вот это и есть историческое место Пушкина. Петербург – основной герой его поэзии, основной образ красоты и трагического величия. Россия Пушкина – это Медный всадник на гранитном невском берегу. Стихиям у Пушкина противостоит не деспотия, а творимая красота, то есть то, что и называется культурой.
А какая Россия представлена у Довлатова? Опять-таки империя, но наделенная эпитетом "советская" и лишенная культуры и красоты. Петербург у Довлатова - "Ленинград", в лучшем случае "Питер". Он разваливается, как домишко Ивана Федоровича (в "Заповеднике" - Михаила Ивановича), и коммуналка на улице Рубинштейна, в которой жил Довлатов, так же соотносима с прежним Петербургом, как эта развалюха с имением Михайловское.
Теперь за работу взялись реставраторы – и не только те, что откупили избу для довлатовского музея. Россия подновилась и подкрасилась, да как будто бы и в материальном отношении подправилась. Кто против реставрации и реставраторов? Но не нужно забывать, что история может выкинуть новое коленце, а литература остается той же, что была. Это и есть подлинный русский капитал. И он останется даже тогда, когда кончится нефть.
Source URL: http://www.svoboda.org/content/article/24298298.html
* * *
Россия 20 лет спустя
Александр Генис: В те страшные – и героические - августовские дни многие мои друзья были на баррикадах у Белого Дома. Прошло 20 лет и сегодня они не слишком любят об этом вспоминать. ''Это как первая любовь, - объясняют мне, - неловко за свою наивность, тем более, что ничего из этого не вышло – брака страны со свободой не получилось''.
Если это и верно, то только отчасти: люди изменились больше страны, и сегодняшние не узнали бы себя во вчерашних. Другое дело, что со стороны это заметнее. Руководствуюсь этим соображением, ''Американский час'' предлагает необычный и спорный материал нашего постоянного автора, ветерана ''Свободы'' (и свободы) – Бориса Парамонова. В отличие от традиционного жанра беседы на этот раз я просто отдам микрофон Борису Михайловичу, надеясь, что диалог начнется потом, когда мы услышим ваши, дорогие слушатели, ответы, реплики и вопросы.
Итак, травелог Бориса Парамонова: Россия через 20 лет после путча.
Борис Парамонов: В России я был шесть недель – с 24 мая по 4 июля – самое время, чтобы обнаруживать предметы восхищения. Зимой, говорят, туристические восторги сильно охладевают, да и не походишь по обеим столицам, когда с любой крыши сваливаются смертоносные сталактиты. Лето - другое дело, летом всякому клошару хорошо, всякому бомжу место. Я бомжом отнюдь не был, и в Питере стоял, например, на Екатерининском канале, как раз против знаменитого Львиного мостика. От Львиного мостика – сто метров до Казанского собора, теперь украшенного снаружи большой иконой Казанской Божьей матери. На площади шум и суматоха туристического бизнеса, десятки мегафонов предлагают десятки экскурсий по городу и окрестностям. На мегафонах написано слово ''орало''. Хотя это слово значит всего-навсего плуг, но мне понравился юмор предпринимателей, придавший неформальный оттенок своему бизнесу.