Кем уж приходилась ему Екатерина - матерью, тёткой, старшей родной или двоюродной сестрой - неясно. Но её он слушал, поэтому к ней и обращались. А к нему - нет.
Как-то ухитрился он с этим смириться, но, судя по всему, характер его всё рано лучше не стал.
Вот эта неугомонность и не дала ему просто так расстаться с домом...
Лёха, может быть, и не был семи пядей во лбу, но видел всё-таки довольно ясно Борисову комбинацию. И эта комбинация ему не нравилась, но ничего поделать он не мог.
Здесь расчётов было сразу несколько. Первый - Борис хотел, конечно, получить Лечихин аппарат. Дом ему был вообще не нужен. НО - Лечихиным наследникам он тоже не нужен был совсем. Судя по ним, они уже обосновались в городе, и возвращаться в деревню не собирались вообще.
Они уже получили её деньги, а теперь могли получить ещё больше - не потрудившись почти никак, и это было вообще здОрово.
Что же касается машины, то девать они её никуда не собирались - продать её было сложно, агрегат был габаритный. Но самое главное - на него никто ещё и не претендовал, так что для того, чтобы сбыть его куда-нибудь, понадобилось бы время.
А тратить его на решение этого вопроса никто не хотел. Легче было оставить всё как есть.
Со всем этим Лёхе надо было смиряться. Здесь он был таким... приглашённым гостем. Екатерина позвала его с собой для поддержки - чтобы он обеспечивал необходимый мужской тыл на случай каких-либо экстренных ситуаций.
Никаких ключевых решений он не принимал - всё решала она сама, и с ним она даже не советовалась, в этом смысле она была персоной вполне автономной и самодостаточной.
Они нечасто встречались на общих семейных праздниках, объединённые родством с покойной бабкой, Лечихой. Но взрослыми виделись крайне редко, и если уж говорить про него - для него это были больше детские воспоминания.
Иногда он вспоминал свои детские поездки к бабушке в деревню, где он и Екатерина проводили своё детство и юность (Екатерина была старше него). Здесь они играли, бегали, здесь поедали бабушкины пироги. Саму же старушку было почти не видно - она была постоянно чем-то занята. За Лёхой присматривала скорее Екатерина.
Когда он думал об этом, он чувствовал, что тут в Екатерине пробуждалось что-то смутно знакомое, как будто бы вылезали из земли и начинали шевелиться Лечихины корни.
Как будто вся она не УШЛА ТУДА, а оставила часть себя здесь, и эта часть очень быстро прижилась в ней.
И иногда эта частица выглядывала из неё. Она проявлялась во взгляде, в том, как она складывала руки на коленях, в том, как читала - а всё это Екатерина проделывала много раз.
И Лёха видел всё больше знакомого Лечихиного блеска в её серо-голубых ледяных глазах.
Это происходило быстро, и это его пугало.
Но...сейчас разговор шёл не об этом...
Речь шла о продаже дома.
Ну, конечно, прошли, посмотрели ещё раз всё добро Лечихино, взглянули и на установку. Тут уж Борис не удержался, бросил в проброс фразу о том, что "Конечно, машина хорошая, и он за нею даже приглядит. Но варить-то не будет ничего, это ж противозаконно, тюрьма, ёптить".
Екатерина взглянула на Бориса как-то отстранённо, вскользь, ничего не ответив на его замечание, и взяла паузу на раздумья.
Однако переговоры и торг не заняли много времени.
Единственный кто сомневался, пытался торговаться, то соглашался, то нет, менял свою позицию, был однозначно "за", а потом тут же "против" - был Лёха.
Он до последнего пытался вставить своё слово (которого, впрочем, никто не слушал):
- А как вы платить будете - наличными? - например, спросил он.
- Отличными! - отрезал Борис, рубанув воздух ладонью.
И вот, раздумья закончились, и обе стороны ударили по рукам.
Сделка совершилась.
Пришёл вечер. Лёха мучился-мучился - но всё же не усидел, да и думал он недолго.
Терять ему было нечего, приобретать он тоже ничего не собирался.
Было обидно, просто оставлять такой агрегат здесь, в довесок к дому, ничего за это не получив. А забирать его, даже и через некоторое время, Екатерина, по всей видимости, не собиралась. Это было нестерпимо! Но сделка была уже совершена, и утром был уже запланирован отъезд...обидно
Ночью, когда Екатерина уже уснула, он долго ворочался. Не стерпев, наконец, поднялся, нашёл ломик, топор, и пошёл в сараюшку.
Там он шуровал минут пятнадцать, не больше. Видимых повреждений оставлять не хотелось, да и нельзя было. Договор - он и есть договор.
Пару раз он ткнул ломом, пару раз тюкнул топором - обстоятельно, выбирая нужные и невидные места. На этом было и всё - на его взгляд этого хватило, этого было достаточно, чтобы считать машину полностью непригодной к работе. Это было приятно.
Потирая руки, он вернулся на место, и уснул как убитый.
Утром они быстро собрались и уехали с Екатериной. Похороны прошли уже без них.
6. НОВЫЙ ХОЗЯИН
На том всё и закончилось - оформили документы, да и уехали наследники в город.
Ну что ж, так тому и быть, решили все - решила деревня, решили Геннадий Михалыч с Лавром Степанычем, Василиса (она-то знал, что её муж вприпрыжку пошёл осматриваться), да и сам Борис стал смиряться с выпавшим ему счастьем.
Борис сам, уже в статусе владельца всего этого ДОБРА прошёлся по дому.
Как уже и было сказано, в лечихином доме не было ничего лишнего, да и вовсе почти ничего не было.
Исключение составлял ряд каких-то баночек неизвестно с чем, множество каких-то с мешочков с сушёными травами (в травах Борис совсем не разбирался за редким исключением - ну там мята, чабрец). Поэтому травы он почти сразу отложил в сторону.
Были там ещё и свертки с неясным содержимым. Развернув один из них, он нашёл странную субстанцию, похожую на сало, только голубого цвета. Подумав немного над тем, что бы это могло быть, он отложил свёрток в сторону до сроку-до времени.
Всё остальное он ещё раз пересмотрел, собрал все мешки и банки вместе, сгрёб их, да и выкинул от греха подальше.
Пора уже было разбираться с главным.
Так новый хозяин вступил в свои права...
7. РАЗБИТ !
Итак, Борис получил то, о чём он так мечтал. Ждать долго он, конечно же, не смог - время испытания аппарата пришло довольно быстро.
Первый ВЫГОН попробовал сделать уже через неделю.
Он затворил брагу самую простую, какую только смог сообразить - картофельную. Взял десяток кило картошки и долго тёр её на тёрке.
К полученному прибавил десяток литров воды, сахар. Нагрел немного, потом долил ещё пять литров воды, снял осадок. К осадку он добавил дрожжи, остудил и поставил настаиваться.