– Так скоро вообще ничего делать не надо будет. «Привяжем» свои карты к винному магазину да к бане – и сиди дома пьяный и напаренный. Не жизнь, а песня настанет! – усмехнулся Баклажанов, подходя к банщику за вещами.
– С легким паром! Здоровья тебе, Борух! – сказал тот.
– Ты столько уже тут всем нам здоровья нажелал, что мы просто обязаны бессмертными быть. Благодарю! – ответил Баклажанов и, пожав ему руку, вышел.
Борух спустился вниз в банное кафе и по традиции на ход ноги выпил «два по пятьдесят» водки под канапе с сельдью, пока ждал такси.
Ехал он молча – в голове крутились разные мысли.
– А заеду-ка я к Львовичу, – подумал Баклажанов, – как раз по пути.
Так и случилось.
Львович и Борисыч
Уже смеркалось. Баклажанов подошел к двери парадной и позвонил.
– Борисыч, это ты? – спросил голос из домофона.
– Аз есьм! – ответил Борух и вошел.
Дверь квартиры уже была открыта, и на пороге его встречал хозяин в домашнем халате и в тапках поверх шерстяных носков. С Рудольфом Гонеевым Баклажанов учился в параллельных классах школы, но там они как-то не сошлись. Уже потом, учась в разных вузах, при встречах одноклассников они все чаще общались, и что-то начинало их притягивать друг к другу. Во многом они были полярны: по образу мысли, по отношению ко многим вещам и явлениям, даже по телосложению они напоминали рекламный плакат какого-либо средства для похудения с изображением одного и того же человека «до» и «после». Баклажанов был здоровее Гонеева от природы, но они органично дополняли друг друга как два с половиной к полутора. Их внешняя непохожесть, различия в мировосприятии и суждениях компенсировались одной очень важной вещью – они понимали друг друга, понимали с полуслова. При относительно одинаковом уровне образования, читая одни и те же книги и смотря фильмы, в обсуждениях с разных точек зрения они приходили к единым выводам, как бы двигаясь к ним с разных сторон.
Кем они были друг другу? Единомышленниками? Друзьями? Наверное, всего понемногу. К дружбе Борух предъявлял очень высокие требования, чему его научил в свое время Аль Монахов. Друг должен отдать тебе последнее и умереть за тебя, но к счастью, судьба не дала пройти им такие проверки, испытывая их в бедах и войнах, да и сам Баклажанов не раздавал людям каких-то жизненных авансов, дабы потом не разочаровываться в них. У них было от многого по чуть-чуть, что в итоге давало более широкий охват в отношениях. Так кем же они были друг другу? Они были…собутыльниками. Не поймет мать сына, солдат генерала, и брат не поймет брата, а колдырь колдыря поймет!
Рудольф был среднего роста и жутко сухощав. Одно время он даже постоянно посещал тренажерный зал, но, в отличие от большинства людей, которые идут туда, чтобы массу сбросить, он ходил, чтобы ее набрать. Женщины ему нравились крупные, и они отвечали ему взаимностью, но не в силу притяжения противоположностей – Гонеев в целом был интересным человеком и по большей части подкупал противоположный пол своим подходом к нему и интеллектом.
Раньше Рудик трудился в довольно крупной компании «Эбонитовые решения», занимавшейся крупнооптовыми поставками эбонита из Эфиопии. Одно время они вели даже переговоры с Министерством обороны на предмет производства из эбонита корпусов атомных ракетных крейсеров, но дальше разговоров дело не пошло, ибо военные восприняли идею прохладно, даже несмотря на прорывные возможности эфиопского эбонита. В итоге компания остановилась на поставках сырья на фабрики по производству музыкальных инструментов, в основном свирелей, флейт и кларнетов, которые Гонеев называл дудками в виду отсутствия консерваторского образования. Сначала он хаотично развешивал их по всем стенам своей квартиры, а потом и вовсе начал раздаривать соседям и знакомым по поводу и без. Постепенно на рынке эбонит стал вытесняться пластмассами, и компания со временем приказала долго жить.
На тот момент Рудольф уже был свободным художником в личном и профессиональном плане и вел разгульный образ жизни, периодически принимая у себя старых знакомиц.
– Здорово, Борисыч! Какими судьбами? – улыбнувшись, спросил Гонеев.
По всему чувствовалось, что он был рад видеть Баклажанова.
– Категорически взаимно, Львович! Из бани еду. Думал оздоровиться, да судьба распорядилась иначе, – ответил Борух, пожимая ему руку.
– Да я вижу! Проходи, сейчас борща тебе разогрею и накапаю.
– Опасно это! – засмеялся Баклажанов, вспоминая, как пару месяцев назад Гонеев подарил ему кашне и они решили «обмыть» его, после чего Борух ушел в двухнедельный запой.