– Уже теплее, – усмехнулись Риман с Лобачевским, – но это, похоже, геометрия Боруха?!
– Умничать изволите? Можно и слева направо – не принципиально! – бросил Баклажанов.
– Что творится-то, коллеги? Что за гуманитарная геометрия? – не выдержав, подключился Евклид. – Я пожилой грек! Да что уж там – я древний! В конце концов, я «отец геометрии» и дочь свою блюду.
– Вы, папаша, остыньте! Это «Баклажанова геометрия» – так и зафиксируем, – снисходительно ухмыльнулись те. – Он же ощущений сын – правым полушарием живет. Нехай играется – лишь бы не навредил!
– Лирики откусаются еще – вопрос времени! – буркнул в ответ Борух.
– Поглядим!
Чем чаще Баклажанов перечитывал Лермонтова и испепелял глазами собственные нарисованные графики, тем больше логики в них видел. Он вообще был силен в самоубеждении. Ему казалось, что один словно передавал другому какую-то эстафетную палочку, вложив в того все то, чего сам не смог реализовать, по-отечески с надеждой смотря ему вслед.
Этот чертов «И чё?», зарывший столько талантов, примеров чему Борух видел немало. Но где же панацея от этого гадского недуга? «Увидеть в себе себя и найти силы дать этому ход – вот средство. Определенно. Увидеть и дать ход», – думал Баклажанов, всматриваясь в окно в уже кромешную темноту ночи. Это очень трудно и дано не многим, но кто-то должен.
Борух вспомнил, что был должен за коньяк, расплатился и ушел.
«Благосклонный» с «Благословенным» и два Борисыча
Было уже далеко за полдень, а точнее сказать, ближе к четырем дня. Баклажанов открыл глаза и, уставившись в потолок, начал внимательно изучать люстру. Полежав так минут десять, он нехотя встал, все так же накинул халат и начал слоняться по квартире. Своим обычным выверенным временем маршрутом он пошел на кухню, достал из холодильника бутылку белого вина и, бросив в бокал льда, налил три четверти. Затем он все так же вышел в зал, подошел к большому зеркалу и, уставившись в него, начал внимательно изучать себя.
– День добрый, Илья Ильич! – сказал Баклажанов, чокнувшись бокалом с собственным отражением и вспомнив, как когда-то сравнивал Этносова с Обломовым.
– Мое почтение, Борух Борисыч! – словно ответило отражение.
Выглядел Борух неважно после вчерашней полуделовой встречи в ресторане.
Ничего в его жизни не менялось. Он уже давно ничем не занимался, окончательно закрыв все проекты и лишь изредка контролируя имеющееся, которое функционировало без него, и был пока еще завидным для кого-то холостяком. Он все меньше видел в чем-то смысл и раз за разом ловил себя на мысли, что стал походить на Этносова. Последние три года пил Баклажанов все сильнее, бывало, пропадая где-то сутками с алкоадептами разных мастей, знакомыми и не очень, и «черные» полосы становились длиннее «белых». Беспокоило ли его это? Возможно, да, ибо задумывался он над этим все чаще.
Досмотрев заканчивавшийся «Отпуск в сентябре» с Олегом Далем, он допил вино и, немного повеселев, взял телефон и начал просматривать недюжинный список пропущенных вызовов. В этот день Боруху Борисовичу Баклажанову исполнилось 40 лет. Он был все так же молод душой и в чем-то по-мальчишески бесшабашен, но уже давно каждый день рождения нес в себе какой-то тяжкий груз подведения промежуточных итогов.
«40 лет», – вертелось в голове у Боруха. Он сидел некоторое время в задумчивости, затем включил звук у телефона, который тут же зазвонил.
– Доброго дня, Борух Борисыч! – послышался в трубке знакомый ироничный голос.
– Рад тебя слышать! – ответил Баклажанов, узнав своего товарища-адвоката.
– Хотел по телефону поздравить, но понял, что сто лет тебя не видел. Давай-ка часа через полтора в ресторане нашем том пересечемся, где обычно, – предложил он.
И, действительно, виделись они довольно редко. Это могла быть пара-тройка коротких встреч в году, а то и реже, но он был для Баклажанова из разряда тех приятных людей, не видя которых часто, просто понимаешь, что они где-то есть.
– Добро, до встречи! – сказал Борух и повесил трубку.
Баклажанов вызвал такси и, постояв, как обычно, под холодным душем, начал собираться. Он надел костюм и, проверив правильность узла галстука и длины в аккурат до центра пряжки брючного ремня, вновь посмотрелся в зеркало. «В целом недурен. Шансы еще есть», – подумал он и, еще раз вдохнув и оценив букет собственного парфюма, вышел из квартиры.
Подъехав к ресторану и расплатившись, Борух зашел внутрь. Это было заведение, где они и их окружение часто встречались по разным поводам, ставшее со временем чем-то знаковым и бывшее многому свидетелем. Кухня там была средней, но атмосфера спокойной и доброжелательной. Оглядев большой освещенный зал, Баклажанов увидел своего товарища, который уже занял уютный угловой столик. Тот, завидев Боруха, встал из-за стола и сделал пару шагов ему навстречу. Они пожали руки и обнялись.