Выбрать главу

«Четверть века, – подумал Баклажанов. – Многим Господь не отмерил столько прожить, сколько ты пропил». Эта мысль посещала его в последнее время все чаще. И, действительно, он не видел в этом ничего нового. Он испытал все мыслимые состояния, пару раз даже пил с полотенцем, как Евгений Лебедев в культовой постановке «Энергичные люди» Ленинградского АБДТ, и добился многого со стаканом в руке. Это давно уже было для него стилем жизни, чем-то до боли знакомым и каждодневным, как для собачника утренние прогулки со своим любимцем по сотни раз исхоженным маршрутам. Успешен он был и в алкоголизме, но и это стало ему докучать. Он все чаще чувствовал себя спортсменом, собравшим все возможные кубки, которому было уже пора на покой.

«Чую, отбегал ты свое, дедуля!» – все чаще думал Баклажанов. Думал он об этом и время спустя, как-то сев в парке аттракционов на детскую лошадку, и, ощущая себя на коне, все равно ездил по замкнутому кругу. Он не молодел и все тяжелее выдерживал тот темп, взятый когда-то в юности, а перед глазами часто стояли люди, растоптанные этой страстью. Это были не какие-то далекие примеры из рассказов знакомых, а вполне конкретные люди, с которыми Борух рука об руку прошел часть своей жизни. Думал он об этом и когда мчался по Октябрьской набережной, опаздывая на похороны своей старой закадычной знакомой и ловя себя на мысли, что было бы неплохо опоздать на свои. Страшила ли его смерть? Наверное, нет. Скорее, страшила ее глупость, которую он ненавидел во всем в жизни. Умереть ли в бою, чтобы попасть в Вальхаллу, о чем мечтал каждый викинг, или дожить до конца своих дней, что считалось у них проклятьем, в этом для Боруха не было особой разницы – важен для него был лишь смысл любого исхода.

– Боишься ли ты смерти? – спросил как-то Баклажанов у той своей знакомой.

– Я боюсь не успеть! – ответила тогда она, что врезалось в память Боруху на годы вперед.

Не успеть что-то сделать, дабы провести здешний отпуск со смыслом, и было той самой жуткой глупостью, которая страшила его. Она преследовала его в мыслях долгое время, но противостоять он был не в силах, ибо был статичен. Подобно Печорину, сгубленному «приманками страстей пустых и неблагодарных», Борух по-прежнему был обуреваем своей.

– Ну что, Борисыч, вот и момент истины. Надо б те «20 % воли» пошукать. Сможешь найти – сломаешь «Печорина» и путь к «Арбенину» открыт! – подумал Баклажанов.

– «Жизнь коротка и надо уходить с плохого фильма, бросать плохую книгу, уходить от плохого человека, чтобы отдать этот миг, назначенный для другого», – словно вторил ему Жванецкий.

Между тем и «Кодекс пьющего человека», выработанный им лично и которому он неукоснительно следовал, раз за разом начинал давать сбои. Пробоины образовывались в его общественной составляющей, ибо Борух то и дело начинал переносить встречи, сказываясь «больным», что шло вразрез с выработанной им же доктриной. Получалось, что он начинал перечить самому себе, а это уже было набатом. «Стакан», будучи долгие годы союзником в его образе жизни, начал постепенно перетягивать одеяло на себя, превращаясь во врага.

«Изучай врага!» – шло красной нитью сквозь все «Искусство войны» Сунь Цзы. И Баклажанов начал изучать, призвав те «60 % ума», которым, как ему казалось, он обладал. Он перечитал десятки научных статей, вспоминал и анализировал примеры из жизни, поэтапно вырабатывая тактический победный план.

Отечественная медицина в разные времена предлагала целый спектр методик, но все они, так или иначе, делали из человека подопытного. Гипнотическое воздействие Борух даже не рассматривал, не желая просто иметь дело с толпами шарлатанов, эффектно подававших себя в разных изданиях, решив получше изучить медикаментозное. Про «торпедирование» в советские времена Баклажанову как-то рассказывал Виктор Стяжков, его старый случайный знакомый, владевший вопросом не понаслышке. Он долгое время работал на Севере и, будучи глубоким практиком, знал об этом абсолютно все. Филигранное владение предметом даже позволяло ему употреблять, запивая уксусом или чистым лимонным соком, чтобы нейтрализовать действие препарата, делая Витю просто полубогом.