Погода в тот день выдалась неплохая. За окном ярко отгуливала последние дни теплая питерская осень, словно ударяя по струнам «дембельским аккордом». Баклажанов часто ловил себя на мысли, что, когда он намеревался сделать что-то стоящее, какие-то силы неизменно приходили к нему на помощь. Ему давно казалось, что где-то там наверху за каждого из нас бьются «Черный» и «Белый». Эти двое находятся в вечной борьбе, и лишь от твоих шагов и планов зависит, кто из них получит фору. Ехать было через весь город, но это было и на руку, ибо Борух обдумывал и взвешивал все «за» и «против» в финальном мозговом штурме. Подойдя к нужной двери, он, постучавшись, вошел. За столом сидел человек, который при виде Баклажанова встал и сделал пару шагов ему навстречу, протягивая руку.
– Я Вас приветствую! Мне сообщили о Вашем визите, – как-то кратко и по-деловому сказал он.
Мужчина был лет на десять старше Боруха, но выглядел весьма неплохо и одет элегантно, производя впечатление человека, следящего за собой как внутренне, так и внешне. Кабинет был небольшой с уютным диваном и столиком посередине, а в углах стояла пара письменных досок с начерченными на них какими-то графиками. На первый взгляд весь антураж несколько напоминал тренинги личностного роста, проводимые малолетними мудрецами, но, по счастью, первое впечатление оказалось ошибочным.
– В начале нашего знакомства я позволю себе представиться, – начал он, пожав Боруху руку. – Я тот, кто обучается все глубже видеть сквозь слова и извлекать из них выгоду и для себя, и для других. Я Доктор Медицины. Меня зовут Антон Борисович Штанго! – резюмировал он, словно тяжелоатлет, взявший вес и бросивший снаряд на помост. – Штанго – ударение на «о», – добавил он вдогонку с чуть озорной улыбкой.
– Я Борух Борисович Баклажанов – человек с российским паспортом, – ответил Борух.
– Да Вы ни разу не Борух, Вы боров, Баклажанов. Понижать Вам весовую категорию надо! – все с той же улыбкой бросил Штанго.
– Так ведь жизнь хорошая, Антон Борисыч, не напрягаюсь потому что, в отличие от Вас! – ехидно парировал Балажанов, оглянув стройную фигуру Штанго.
– А придется! – уже сухо и по-деловому отрезал тот.
Проговорили они где-то с полчаса, обсуждая многое и обмениваясь мнениями и даже найдя каких-то общих знакомых. Штанго надо было понять первоисточники всего, посему он и «плясал от печки», вырабатывая наиболее оптимальный план. Он умел слушать и слышать, чем импонировал Баклажанову, Борух же в свою очередь излагал все максимально подробно, насколько считал возможным.
– Давайте порисуем, – вдруг неожиданно предложил Штанго, протягивая Боруху лист бумаги.
– Я не живописец! – ответил Баклажанов.
– От Вас этого и не требуется, – улыбнулся тот, поставив жирную точку посередине листа. – Это Вы сейчас. Попробуйте изобразить Вашу дальнейшую судьбу, – продолжил он, предложив несколько вариантов на выбор.
Баклажанов задумался. Вся его жизнь начала пролетать перед глазами с ее горестями и радостями, успехами и неудачами, как и у его старинного приятеля, как-то слетевшего с трамплина с одной отстегнутой лыжей. Борух вспоминал дела и бурные гулянки, людей живых и ушедших, сделанное и то, что лишь было в планах. Он сидел и думал, мысленно взглянув лет на семь вперед, и в итоге провел от точки пологую прямую.
– Полагаю, это что-то из личной геометрии? В целом посыл ясен – так я примерно и полагал, хотя этого варианта среди предложенных не было, – хмыкнув, сказал Штанго и тут же продолжил. – Вы, видимо, пришли сюда уже с каким-то решением? Ответьте, Борух Баклажанов, является ли Ваше решение окончательным и бесповоротным?
От этого вопроса Боруха вдруг резко бросило в холодный пот, ибо он на миг почувствовал себя словно в ЗАГСе.