Итак, выбор был сделан в пользу М.Н.Тухачевского. Мы еще не раз встретимся с этим персонажем впоследствии, поэтому несколько слов о нем.
Бывший гвардии поручик Семеновского полка с юных лет мечтал о небывалой воинской славе.
«Юнкер болен, юнкер бредит наполеонизмом…» — так характеризует Р. Гуль юного Михаила Тухачевского. Это соответствует действительности.
«За ужином после работы шутили, пришел и «Борис Годунов» (Павел Петрович Лебедев (1872–1933), начальник Полевого штаба Республики и Штаба РККА (1919–1924). — С.З.) отдохнуть от надоедных разговоров с Троцким. «Борис Годунов» талантлив, тонок, в эту войну не верит: «Да не Польша, а Европа насыплет нам по первое число!» — говорит, улыбаясь. Тухачевский тоже улыбается: кто ему насыплет?
— Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем! — смеется за ужином» [19, с. 92–93].
Впоследствии советские и российские историки немало напишут о великих заслугах Михаила Николаевича в деле укрепления обороноспособности СССР. Да не оборону он крепил, господа историки! Тухачевский, так же как и Сталин, готовился к «Большой войне». Он один из тех, кто был посвящен в сталинские планы (он разрабатывал их военную составляющую), и эти планы лично его, Михаила Тухачевского, очень даже устраивали. Когда кто-то из знакомых красного маршала позднее в приватной беседе задал ему вопрос: «Скажите, почему Вы с большевиками?», тот откровенно ответил: «То, что делают большевики, меня устраивает. Нам с ними пока по пути».
Большевики, а точнее, их руководитель, готовили новую мировую войну, вот это и устраивало Михаила Николаевича. Сталин готовил к войне страну, Тухачевский готовил к ней войска. И концепцию «глубокого прорыва» советские военачальники под руководством бывшего гвардии поручика создавали не от широты душевной. Беда в том, что предстоящую «Большую войну» (и победу в ней, естественно) Сталин считал своей, а Тухачевский — своей. После польской катастрофы 1920-го назревала новая великолепная возможность явить свои воинские таланты миру.
«Тухачевский не революционер; он не мог им быть по всему складу Души. Тухачевский — профессиональный солдат; но не кондотьер и не солдат по присяге. Тухачевский солдат с собственным умом, собственной храбростью, собственным вкусом к истории. Из такого теста выпекались Бонапарты, Бернадоты, Ней, Даву, Пишегрю» [19, с. 53–54].
Экспорт революции. От Березины к Висле
«Война с Польшей для народов революционной России была чем-то иным, нежели перед этим борьба с белогвардейцами… Она, конечно, понималась как война классовая, война польских землевладельцев против белорусских и украинских крестьян. Однако это была прежде всего война с нашествием чужеземцев, с внешней агрессией, преследовавшей цель отторгнуть част земель… Не случайно в то время Ленин говорил о защите независимости Советской России (не более чем повод. — С.З.), о защите ее территориальной целостности (какое отношение имели Украина и Белоруссия к России, пусть и Советской? — С.З.). Партия направила в ряды Красной Армии на польский фронт десятки тысяч своих активистов, но, как никогда ранее, десятки тысяч добровольцев также потянулись на фронт (заблуждение, фронты Тухачевского и Егорова были относительно немногочисленны. — С.З.). Национальное единство — могучий двигатель мобилизации сил Советской России на войну с Польшей» [44, с. 259].
Польский историк несколько наивен в своей убежденности относительно того, что именно «национальное единство» выступало в качестве двигателя мобилизации сил Советской России. Все обстояло куда как прозаичнее.
«Кремль умеет напрягать даже нищую, голодную, разоренную страну. На Западный фронт брошены кадры коммунистов: военные трибуналы заработали по суровейшим директивам. «Смертельная угроза, нависшая над рабоче-крестьянской Республикой, влечет за собой немед ленную угрозу смерти всем, кто не выполняет своего воинского долга! Эгоистические, шкурнические элементы армии должны на опыте убедиться, что смерть ждет в тылу того, кто изменнически пытается уйти от нее на фронте! Настал час жестокой расправы с дезертирами! — писал тогда всемогущий предреввоенсовета Троцкий из купе снова тронувшегося бывшего царского поезда. — Неряшливость, медлительность, непредусмотрительность, тем более трусость и шкурничество будут выжжены каленым железом! Западный фронт должен встряхнуться сверху донизу!»
Тухачевский как раз выпечен из этого деспотического теста. 27-летний командзап готовит «таран» для Европы не Керенскими фразами, а ревтрибуналами и расстрелами. Вместе с Уншлихтом (И. С. Уншлихт (1879–1938), в 1920 году — нарком по военным делам Литовско-Белорусской ССР. — С.З.) ожелезил фронт. Из одних только дезертиров согнал 100-тысячную армию. Взлом Польши требует мощных и решающих сил. «Чернь одна — ничто, и ничего не может, но со мной может все!» — говаривал Наполеон.