Туда, куда никто из обитателей острова добровольно не сунулся бы — в Сады Безумия, где властвовала Благая Вердад.
Дурманные цветы; лозы, что опускались в море и ловили неосторожную рыбёшку, да и монстрами не брезговали; острые, длинные шипы; цепкие, хищные корни, которые порой заинтересованно высовывались из-под земли и могли сцапать за ногу беспечного прохожего… Сады таили в себе много опасностей, но и много соблазнов тоже. Благоуханный нектар; плоды величиной с человеческую голову, а порой и с целого ребёнка размером; ореховые деревья, плодоносящие по четыре раза в год — всё это влекло к себе не только учеников, но и молодых наставников. А безраздельно правила здесь Вердад — и её ученицы, садовницы; лишь они знали, как миновать все опасности невредимыми.
Ну, и ещё Корво.
Попетляв по тропинкам и раз-другой припугнув особо наглые — или голодные — кусты, он вышел к отвесной скале. Слева был обрыв; справа — густые заросли винной ягоды, пышные лозы, аккуратно подвязанные к крестовинам.
«Ну, была — не была».
— Есть кто дома? — кашлянул он деликатно, похлопав рукой по особенно гладкому, точно отполированному участку скалы. Потайные двери, конечно, не открылись, но где-то в глубине камня раздался истошный писк. — На островах говорят, что ранний гость — добрая весть и отрада хозяина.
Никто не ответил. Но деревья и кусты поблизости, даже безобидная винная ягода, зашевелились вдруг без ветра, хищно поскрипывая — точно намекали, что компост из незваных гостей, безусловно, выходит отрадный.
Но Корво этим было не напугать.
— Тут намедни Костомару вернулся с островов, — невинно продолжил он. Растения заинтересованно вытянулись к нему, прислушиваясь. — Привёз кое-чего… Лично мне. А я как истинно хороший друг решил поделиться.
Сказал — и выразительно покачнул корзиной.
Бутылка многозначительно булькнула.
Выдержав пристойную паузу, тайные двери снова пискнули — и гостеприимно разъехались. Вердад стояла на пороге, укутавшись в длиннющую вышитую шаль, и поправляла огневеющие цветы илим-нар в седых волосах.
— Проходи, — кивнула она, с явным трудом подавив зевок. — Вообще-то я уже спать ложилась, но не будем спорить с народной мудростью. Отрада так отрада.
…После того как Тея Скальдо решила нарушить незыблемые правила острова и осталась наверху, чтоб прожить обычную человеческую жизнь, её «сёстры» также изменили своим привычкам. Они больше не стремились к уединению, чаще присоединялись к общей трапезе в столовой… и не впадали в беспробудную спячку на несколько месяцев. Режим дня стал у них почти нормальным.
— Мы, норны, должны держаться вместе. Раз Тея не вернулась на дно — и нам надо менять уклад, — философски пожала тогда плечами Вердад. — Да и надоело спать всё время. Стану больше ответственных дел ученицам доверять — глядишь, на саму себя силы останутся.
— У всего есть свой срок — у человека, и у алонкея, и даже у нас, — согласилась с ней Урда-Тапу со вздохом. — Вот и поглядим, сколько нам отмерено, если не беречь силы каждое мгновение. Может, и мне ученика завести… наследничка… — мечтательно добавила она.
Корво тогда хотел вмешаться и сказать, что не стоит-де заглядывать наперёд, что лекарей на острове хватает, они и мёртвого, мол, подымут, не то что живого подлатают… Но не успел. Тея вдруг странно моргнула — взгляд у неё сделался стеклянным — и механическим голосом произнесла:
— При выработке ресурса рекомендуется принудительное обновление!
А потом замолчала.
Пояснить, что за «обновление» такое, она не смогла, только расстроилась до слёз, пытаясь разобраться. С ней такое иногда случалось: выскакивали вдруг слова, точно заученные наизусть давным-давно и ныне не имеющие смысла. Вердад и Урда-Тапу в такие моменты лишь переглядывались и одновременно пожимали плечами — для них всё это тоже звучало как полнейшая чушь. А единственное пояснение пришло, как ни странно, от Костомару:
— Они ведь долго живут — дольше, чем ты себе представить можешь, — заметил он в ответ на очередное сетование Корво. — Вот памяти и не хватает. Кто-то, как я, постепенно забывает, кто-то — кусками… Но ты погоди себе душу рвать: уж коли этих трёх в незапамятные времена поставили за Небывалым островом приглядывать, то, верно, неспроста. И, верно, есть у них в запасе хитрый трюк, пусть они про него и не помнят… Глядишь, и тебя переживут, приятель!
— Спасибо, утешил, — саркастично ответил Корво, но от сердца у него, признаться, отлегло.
Это, впрочем, было давно, лет восемь тому назад; с тех пор Тея изрядно освоилась в Приюте и даже нашла себе дело по душе, Вердад стала больше поручать своим садовницам, и даже Урда-Тапу — и та присмотрела себе ученика, но пока не сознавалась, кого именно.
Словом, воцарилось временное затишье — и этим-то Корво и решил воспользоваться нынче.
«Усталый человек уязвим, — думал он, подгадывая время для визита к Вердад. — А тот, кто принял подарок — ещё и уступчив».
Его расчёты оказались верными.
После двух пиал подогретого вина, распробовав фрукты и медовые лепёшки, хозяйка дома пустилась в воспоминания. Корво умело поддакивал ей, неизменно добавляя мрачно, что ему-де ни на что времени не хватает. А затем пожаловался вскользь:
— Обещал вот Тее, что мы сплаваем на остров неподалёку, порыбачим, накупаемся без лишних глаз… да и не только накупаемся. Тут-то от учеников не протолкнуться, нам покоя не дают.
— А что за остров-то? — поинтересовалась Вердад. — Далеко?
«Вот теперь главное — не сфальшивить».
— Да тут рядом, в паре дней пути, — махнул рукой он рассеянно. — Раз в два года мы мимо него проплываем. А там пляж белый, пальмы синие, рыба не кусается… Красота. Но теперь уж, видно, не выйдет вырваться. Жаль — всё-таки мы с Теей десять лет как вместе, отпраздновать бы. Да на кого Приют оставить? Не на Нотту-Кракен же. Кто бы вообще справился?
Вердад призадумалась.
— И то верно. Вот я бы, пожалуй, сумела, а ещё…
— Ох, спасибо! — подскочил Корво и схватил её за руку, горячо пожимая. — Ох, выручила!
Глаза у Вердад округлились, а лицо от испуга аж помолодело:
— Ты погоди, я ж пока не…
— Ох, на кого б я другого мог положиться так? Да только на тебя!
— Милок, послушай, я это для примера сказала, и вовсе не собиралась…
— А как Тея обрадуется!
В воздухе повис многозначительный намёк, что если Вердад возьмёт слова назад, то Тея, пожалуй, сильно огорчится, а в прошлый раз, когда она огорчилась, то убежала жаловаться на жизнь первому попавшемуся на острове человеку.
Попался пятилетний карапуз с редким талантом порождать чудовищные молнии.
А если учесть, как усиливало мощь любого собеседника каждое произнесённое Теей слово…
Вердад, вероятно, припомнила тот же самый случай, ибо помрачнела, нервно оглядываясь в сторону своего сада, и пожелала вслух:
— Ну, вы там с ней хорошенько отдохните. Дней пять-то вам хватит?
— Вполне, — повеселел он, поднимаясь из-за стола. — Ну, буду очень тебе обязан. Не смею больше тебя задерживать и мешать сну, и так уже злоупотребляю гостеприимством.
Вердад печально вздохнула, видно, пытаясь сообразить, как бы совместить надзор за садовницами и управление Приютом. А Корво выскочил за двери — и поспешил по тропинке прочь, с трудом удерживаясь оттого, чтоб не подпрыгивать на ходу.
— Надо же, вышло, — пробормотал он себе под нос. — Правду говорит Маки-Велли, что наглость — залог успеха в любом деянии… Так, лёгок на помине.
…в своё время его изрядно удивило, что непоседа Маки-Велли по прозвищу Прохиндей, ненавидевший библиотеку всем своим изменчивым сердцем, напросился учеником именно к нему, к Корво. Отказать, впрочем, причин не было. Гибель Аурики сильно повлияла на всю компанию, а на её лидера в особенности — ему нужно было чем-то занять себя, а прежние развлечения радости не приносили. Учился Маки-Велли усердно; через два года он навязался к Костомару напарником в вылазку на острова, умелым засланцем не стал, конечно, но вернулся изрядно повзрослевшим.