Я вижу, что Ран Мин твердо встал на путь к нирване. И невольно сокрушаюсь:
— Что ты с собой сделал⁈ Самый красивый принц династии! Сверкающий рубин в ее короне! Твои волосы, Мин! Им позавидовала бы любая женщина! Такие густые и мягкие, а на ощупь — ну, шелк! Зачем ты их остриг⁈
— Я монах. Теперь уже не переодетый, а настоящий. Мне безразлично, как я выгляжу.
— Но это же чудовищная несправедливость! Надеюсь, там все осталось на месте? — выразительно смотрю на ладонь пониже пупка. — Ты не до конца обратился. Монахи ведь не евнухи. Я правильно говорю?
— Разве тебя это когда-то интересовало?
Ну, наконец-то! Хоть какая-то эмоция! Мы на правильном пути!
— Не скажи́.
Я подхожу поближе. Точнее, подкрадываюсь. Все ж таки он пришел.
— Ты столько пережил, несчастный…
— Осторожнее, Мэй Ли. Тут могут быть змеи.
— Да, ладно! Я просто хочу на тебя посмотреть. Уже почти темно, — я касаюсь ладонью его щеки. — Это и в самом деле ты…
Забери тебя Конфуций, принц Ран Мин! Я готова заорать от боли, потому что мои пальцы мало того, в железных тисках! Да он их сейчас переломает! Все до одного!
— Одну змею я поймал… — его взгляд режет даже в сумерках, словно клинок. — Думал, прошло… Но как только ты до меня дотронулась… Лучше отойди!
Я благоразумно делаю пару шагов назад. Резко меняю тон:
— Хорошо, давай присядем, — киваю на камень, с которого недавно встала. — Поговорим, как друзья.
— Друзья⁈
— Ладно. Исповедуй меня.
— Это тебе к Учителю надо.
— А ты кто⁈
— Я просто монах.
Снова-здорово!
— Хорошо. Просто удовлетвори мое женское любопытство. Расскажи, как ты выжил?
Он все-таки присаживается. Итак, мы на пути к нирване. Ран Мин решил, что хватит перерождаться и надо выйти из мельницы Сансары, хотя ему-то жаловаться грех. Такое тело! Но хозяин барин. Внимательно слушаю.
— Меня подобрали в лесу, почти что мертвого. Муж и жена, местные крестьяне, которые приехали в лес за дровами. И отвезли в ближайший монастырь, чтобы монахи меня похоронили сами или нашли моих родных. Крестьян смутила моя богатая одежда. Понадеялись на вознаграждение, но сами не тронули ни дорогой кинжал, ни драгоценные перстни. К счастью, в Храме оказался искусный лекарь. Я долго был между жизнью и смертью, а когда очнулся, то решил принять постриг. И освободиться от желаний. Что означает конец моим страданиям.
— Понимаю, — осторожно говорю я.
Дело в том, что религия при династии Мин — это гремучая смесь неоконфуцианства, даосизма и буддизма. Я долго пыталась в этом разобраться, но в голове до сих пор — каша. Помню только народную поговорку: китаец внешне конфуцианец, внутри даос, а при смерти — буддист. Вот Мина и торкнуло, пока был в коме. Или близко к тому.
— А раз понимаешь — оставь меня в покое, — слышу я.
Но меня это категорически не устраивает. Ран Мин в ближайшей перспективе выдающийся государственный деятель! Если согласиться вернуться в мир! И я оставлю принца тут, созерцать священных черепах⁈
Поэтому опять бросаюсь в бой. За себя и за империю:
— Тебе было очень больно. И морально, и физически. То есть сначала морально, когда я тебя…
— Кинула, — невозмутимо говорит Ран Мин. — Отказалась быть моей женой. Потом подставила, и как! Но ты не переживай, Мэй Ли, мне все это теперь глубоко безразлично. Можешь говорить спокойно о наших отношениях. Все в прошлом.
Где-то я это уже слышала. Не далее как вчера, от другого мужчины. Который тоже меня любил. И врет, что не любит теперь.
— Это хорошо, — говорю я с достоинством. — А то, признаюсь, мне было стыдно. Я искренне жалела, что так вышло. Ты, молодец, Мин. Встал на верный путь. Но Будда ведь не против, если ты еще немного послужишь империи?
— А что с ней такое?
— Ю Сю умерла. Император в горе. Полностью отстранился от государственных дел.
— Пусть приезжает сюда, — великодушно говорит Ран Мин. — Я помогу ему избавиться от страданий. Вместе пойдем к нирване.
— Так-то оно так, но если все, в полном составе, и вельможи, и простолюдины, этим займутся, поисками нирваны, то какой смысл в жизни? Всем надо умереть, да? Никто ведь ни во что не переродится, если колесо Сансары замрет. А начать с чего? Коллективно запереться в монастырях? Но ведь страна такая большая, и Храмов на всех не хватит.
— Ты говоришь об идеальном обществе. Но люди несовершенны. Их одолевают пороки.