Охваченная страхом, неподвижно стоя в дверях, она кричала, не в силах оторвать взгляд от соседней комнаты. Там на ковре, вытянувшись во весь рост, лежали рядом господин Шульце и его жена, словно мумии в античном саркофаге.
Глаза у обоих были открыты, но без всякого выражения, лица какого-то однообразно желтого оттенка и необыкновенно гладкие, а седые волосы самого Шульце и обесцвеченные перекисью волосы фру Шульце слиплись от запекшейся, почти черной крови. Поперек трупов лежала коричневая трость, отделанная серебром. В комнате царил полный порядок, поэтому вид окоченевших трупов на ковре производил особенно жуткое впечатление; все остальное здесь, казалось, дышало привычным покоем. Громко тикали стенные часы в футляре красного дерева, маятник раскачивался из стороны в сторону. На одной картине маленькая чистенькая девочка с распущенными волосами и развевающимися концами кушака играла в мяч. Лошади и собаки спокойно смотрели с других картин. На подоконниках стояли горшки с цветами, удивительно свежими и пышными благодаря заботливому уходу. В аквариуме вуалехвостки, раскрывая рты, быстро шныряли то вверх, то вниз на дно. Барометр показывал хорошую погоду. На покрытом скатертью столе лежали две книги в переплетах с золотым обрезом. На диване, обитом коричневой материей, лежали подушки с вышивкой: на одной — анютины глазки, на другой — монахи с чарками в руках.
Фру Фирлинг медленно попятилась назад, опрокинула в столовой стул и, испугавшись грохота, снова вскрикнула.
Наконец она выбралась на лестницу и долго звонила к соседям. Когда ей открыли, первое, что она заметила, несмотря на все свое волнение, — это запах, свойственный жильцам соседней квартиры, совсем не похожий на запах, царивший у Шульце. В руке фру Фирлинг все еще держала веник и совок.
Молодая женщина, открывшая ей дверь, сразу же бросилась к телефону и позвонила в полицию, которая приняла ее сообщение без особого восторга.
— А вы твердо уверены, что здесь налицо убийство? — спросили из полицейского участка.
— Как же я могу быть твердо уверена в этом?
— Значит, сами вы трупов не видели?
— Не видела. И вовсе не собираюсь на них смотреть.
— Ваше имя?
— Фру Вуазин, адрес — Аллея Коперника, № 41, третий этаж.
— Мы хотели бы знать ваше имя полностью.
— Карен Берта-Мария Вуазин.
— Хорошо, сохраняйте полное спокойствие, фру Вуазин, — сказали ей на прощание. И молодая женщина успокоилась и принялась даже успокаивать фру Фирлинг, которая дрожала всем телом и, казалось, вот-вот упадет в обморок. Соседка взяла у нее из рук веник и совок, усадила ее на стул и заставила выпить немного воды, как обычно делают в таких случаях, хотя фру Фирлинг не испытывала жажды.
Вскоре на улице послышался гудок полицейской машины, и почти одновременно с ней подъехала скорая помощь. Из квартиры Шульце раздался оглушительный свист. Это закипел в кухне чайник со свистком, поставленный фру Фирлинг на газовую плиту, и пар заполнил всю кухню и даже переднюю.
Через несколько минут сюда прибыли на автомобилях журналисты и фотокорреспонденты различных газет — просто непонятно, кто уведомил их о случившемся. Войти в квартиру им не разрешили, поэтому они, выстроившись на улице, стали фотографировать фасад дома. В воскресенье во всех утренних газетах были помещены эти снимки, где окно третьего этажа отмечалось крестиком; под ними следовало несколько строк текста:
«За этим окном совершено ужасное преступление. Всего лишь на расстоянии метра от окна убийца с невероятной жестокостью размозжил головы счастливой супружеской паре. Наш фотограф немедленно прибыл на место происшествия, и ему чрезвычайно повезло: он смог сделать этот снимоквтот момент, когда страшно обезображенные трупы еще лежали на полу за этим окном».
А затем следовали дальнейшие пояснения к снимку:
«Перед фасадом дома № 41 по Аллее Коперника, на тихой, залитой солнцем уличке, где играют дети и проходят по своим делам мирные лояльные граждане, собралась в субботу тысячная толпа, смотревшая в немом ужасе в сторону квартиры, где разыгралась страшная драма. Тень смерти омрачила весь квартал».
Однако никакой тысячной толпы на снимке не было, собрались только ребятишки этого квартала, которым доставляло удовольствие стоять здесь и глазеть.
Журналисты были недовольны действиями полиции. Место происшествия на этот раз особенно тщательно оцепили, и никто не давал никаких разъяснений. Это была новая и непривычная тактика. До сих пор между полицией и прессой существовали самые сердечные отношения; в последнее время, когда убийств стало особенно много, полиция чрезвычайно охотно сообщала представителям прессы свои догадки и порой даже указывала предполагаемого преступника. Обычно прокуроры совершенно запросто давали интервью по поводу характера обвиняемого и его прошлой жизни, а психиатры полицейского ведомства помещали в газетах интересные подвалы о сексуальных особенностях подсудимых и о том, что можно прочитать по их почерку. Постепенно все эти высказывания и краткие сообщения создали популярность начальнику отдела, который вел расследования об убийствах; материалы регулярно помещались в газетах — не реже, чем сообщения о погоде или шаблонные телеграммы о восстаниях и голоде в странах народной демократии.