Мой муж был выдумщик. А не работник.
Погибнув, он оставил меня наедине с разъяренными кредиторами, одним из которых оказался мой бывший модельный директор.
Уладить вопросы с некоторыми Димиными кредиторами мне помог муж подруги Виктории, неожиданно оказавшийся крутым криминальным авторитетом. (Почему неожиданно и как он мне помог, это отдельная история.) С бывшим шефом я вознамерилась рассчитаться сама и сполна, поскольку тешилась надеждой вернуться в модельный бизнес хоть перестарком, хоть переростком, поскольку деньги на хлеб нужно было как-то зарабатывать. Я продала картины, цацки, безделушки, взяла кредит в банке и явилась к Валерию Аркадьевичу вся из себя нарядная-ухоженная-душистая с конвертом, полным денег.
– Это вам, Валерий Аркадьевич, – сказала тихо. – Тут – все.
Директор взял пухлый конверт, брезгливо глянул внутрь и поднял брови:
– А проценты? Тут вдвое набежало.
– Какие проценты?! – опешила я, совершенно не ожидая услышать чего-то подобного от человека, бывшего свидетелем на нашей скороспелой свадьбе.
– Такие, Сашенька, такие. Твой муженек набрал бабла, – став злым и резким, сколачивал виселицу из слов директор, – кинул половину Москвы и думал: все? Смерть все спишет? Так?! Нет, дорогуша, – перейдя на зловещий шепот, директор приналег грудью на стол, – платить придется живым. – И откинулся назад на спинку кресла, разглядывая меня с хищным, прицельным интересом.
– Но денег нет! У меня нет ни копейки!
– А дом?
– Он заложен!
– Я выкуплю закладные, продам твой дом и покрою долг.
– Но он… он же стоит много больше!
Взгляд Валерия Аркадьевича (девчонки из агентства любовно называли его «наш Тарантул») потяжелел многократно. Шумно вздохнув, директор дотянулся до выдвижного ящика письменного стола и вынул несколько листков бумаги, утянутой в прозрачный файл.
– Смотри. – Презрительно оттопырив губы, он швырнул документы на стол.
Дрожащими пальцами я взяла бумаги, прочитала верхний лист и… больше ничего не увидела. Глаза заволокло слезами, буквы запрыгали и размылись…
– Не верю, – прошептала я. – Это… Дима не мог так со мной поступить.
– Мог, Сашенька, мог, – ухмыльнулся Тарантул. – Деньги от продажи дома едва покроют этот долг.
– Я вам не верю! – откидывая от себя бумаги, вспыхнула я. – Дима не мог занять столько! Вы… вы… это подделка!
– Ты можешь верить, можешь не верить, – изобразил равнодушие бывший шеф, – но все бумаги нотариально заверены. Каждая расписка.
– А почему вы предъявляете мне их только сейчас?!
– А ты на дату взгляни, голубушка. Куда мне торопиться? Это – долг на проценты. Дима не платил три года и составил новые обязательства, срок которых истекает через четыре месяца.
– Но это же почти полмиллиона!
– Да. И счетчик тикает.
Шатаясь, ничего перед собой не видя, я поднялась из кресла перед директорским столом и, еле волоча ноги, поплелась к двери.
– Постой! – окрикнул вдруг Тарантул. – Я не закончил.
Скрывая залитое слезами лицо, я остановилась вполоборота.
– Что еще?
– Я помогу тебе с работой. Ты способная девушка и часть долга, хотя бы проценты, покроешь сама.
Царское предложение. Я обернулась, посмотрела на Валеру Тарантула, и по его цепкому, оценивающему взгляду поняла без всяких уточнений, какую работу он намерен предложить.
– Эскорт?
– А почему бы нет? Ты взрослая, самостоятельная, хм, женщина… Кто тебя осудит?
– Да пошел ты, – вяло отозвалась я.
– Ай, как резко, – прищурился с угрозой директор. – А за слова ответить не боишься?
Мой бог! Куда девался из этого стильного кабинета лощеный европейский денди? Передо мной, на фоне фотографий красивых женских лиц и тел, сидел ощерившийся уголовник. От этого оскала помертвело все вокруг, и снимки моделей на стенах показались мне надгробными овалами…
Я зябко передернула плечами, молча повернулась и вышла вон.
Небольшое уютное кафе, где два года назад я так любила выпить кофе после «трудового дня», мне тоже показалось изменившимся. Яркие скатерти как будто выцвели. Букетики искусственных цветов хоть невозможно, но завяли. Висящие над барной стойкой когда-то сверкающие прозрачные фужеры покрылись пылью и поблекли.
Весь мир казался траурным и тусклым. Я сидела за угловым столиком, сжимая чашку с чаем, грела руки и слепо смотрела в окно, располосованное потеками жидкого снега.