Мы повинуемся нашим пророкам, вещающим нам повеления духа святого. У нас еще очень мало ружей, зато мы умеем насадить косу на древко острием вверх, орудуем пращами, подобно царю Давиду, хватаемся за вилы.
«Вы изгнанники. Если суждена вам смерть, то лучше умереть с оружием в руках, восстанавливая свои храмы!{45} Отважные, за вами последуют! Преследуемые, вы соберете новых воинов. Ружья отбирайте у священников или берите у солдат, убитых вами».
Таковы собственные слова нашего храброго Лапорта, кузнеца из Брану. Он рассчитывает, что нас будет гораздо больше, когда закончится сбор винограда.
Мы ночуем в овчарнях, высоко в горах, под самым небом. Пастухи охраняют нас. Два раза в день, а иногда и чаще, мы собираемся для молитвы, в полный голос поем псалмы и молимся с открытой душой. И нам так хорошо! Нет никаких преград меж нами и богом; на земле под звездной кровлей мы живем в его доме.
Не беспокойтесь, матушка, за сыновей своих, ибо нас хранит всевышний, вознесите благодарение господу за то, что он возвратил нам Теодора.
С любовью и почтением ваши дети во Христе
Теодор и Самуил.
Прошу вас прочесть написанное здесь тем, кто любит нас, удостоверясь, однако, что письмо не попадет во вражеские руки.
На обороте листа милым неуклюжим
почерком Финетты написано
Заучила твое письмо, Самуил, наизусть, но не могу решиться уничтожить листок, как то считает нужным сделать твоя мать. И хотя я знаю, что никогда больше не увижу эти строки, первые со дня твоего ухода в горы, мне легче спрятать письмо в тайник, о котором знаем лишь мы двое.
Боже великий, храни воинов твоих!
Начато в лагере воинов божьих
нынче, 3 сентября, в воскресенье,
после утренней молитвы.
Дух господень повелел мне описать чудеса, творящиеся в Пустыне, а тут как раз сунули мне в руки стопу бумаги. Горластый, принесший письмо нашему Гедеону, где-то раздобыл эту бумагу и нарочно для меня принес ее сюда, словно для того, чтобы я мог выполнить веление свыше.
Вот уже много дней и ночей следуем мы за кузнецом из Брану, внимаем боговдохновенным пророчествам Авраама Мазеля, шерстобита, и Соломона Кудерка, земледельца. Мы молимся и снова идем, поем духовные гимны и идем неустанно, всегда устремляемся мы по стопам господа.
Мы проходим по дубовым, по каштановым лесам, по сосновому бору, проходим через буковые рощи, где гудят пчелы, пересекаем ольховые заросли, перепрыгиваем через осыпи, поднимаемся к небу по гранитным ступеням Лозера, внезапно останавливаемся по знаку пророков.
Их устами дух святой возвещает нам, что настал час, когда чада господни восстают против своих мучителей.
И вот весь наш отряд падает на колени.
— Господи! Открой нам волю твою, скажи, что нам свершить ради славы твоей…
Устами Авраама и Соломона дух святой повелевает расставить дозорных и созвать людей для совместного моления или приказывает нам перейти в другие места.
Пастухи оповещают добрых людей в селениях, хуторах, фермах, и они толпами стекаются на наши молитвенные сходы и приносят нам баклаги с бобовой или чечевичной похлебкой. Мы поем, молимся, едим, затем идем дальше и поем во все горло, поднимая к солнцу голову, тогда как отцы наши клонили ее к земле, как быки под ярмом на пашне; мы громко кричим то, о чем они говорили только шепотом, весело смеемся, когда наши люди сообщают нам, что как только эхо донесет наши голоса до католиков — сразу пустеют их церковные дома и монастыри; мы все идем, идем вперед и еще громче затягиваем песни, изгоняющие капелланов. Мы идем по тропинкам, заросшим кое-где кустарником, и речка Гардона для нас — Иордан, наши Севенны — богоданная Палестина, а дядюшка Лапорт из Брану, с косматой его бородой и ручищами молотобойца, — это новый Гедеон, предводитель библейских воинов. Так идем мы до темноты, а к ночи «сделали себе от мадианитян ущелья в горах, и пещеры, и укрепления» и сладко спим, охраняемые пастухами, распростершись на земле и обратив лицо свое к звездам.