Воины были без одежды, со свежими кровяными подтёками и порезами по всему телу. Медведи рычали, то кувыркались, то поднимались на задние лапы. При этом лапами, они двигали так резво, что был слышен свист разрезаемого воздуха. Медвежьи когти и клыки, проносились в сантиметрах от лиц и шей витязей. Но люди не испытывали страхи, и не получали увечий. Косолапые и витязи участвовали в хороводе на равных. Вся ватага, шла то почасовой, то против часовой стрелки, движение медведей и людей были согласованы. Стало понятно, почему только посвящённые воины могли участвовать в этом танце. Одно лишь ни правильное движение могло привести к смерти или от пламени костра, либо от медвежьей лапы.
- Эх, нет фотоаппарата - в восхищении прошептал Саша - Без фотографий никто не поверит.
- Мой дедушка говорит, что, если люди не поверят один раз - проговорила Ванда - Больше не поверят никогда.
Таня присела на солому: - Хочу срочно вернуться бы домой - сказала она - Две чашки кофе, и чтобы никаких медведей и костров.
Гостомысл с помощью ковша на длинной ручке, подсыпал в огонь белый порошок. Костёр вспыхнул ярким белым пламенем. Белый огонь покрыл лес, дома, и Море Нево слепящим дневным светом. Музыка грянула с новой силой, да так громко, что ребята перестали слышать друг друга. Картина происходящего стала видна как на ладони.
Лель поставил на крыше своего дома, громоздкое сооружение из верёвок, рябиновых тонких жердей, и металлических дисков. Сама крыша, сделанная из тёсаных брёвен, была огромным резонатором. Вся конструкция была гигантским музыкальным инструментом. Что-то, в нём было от контрабаса, что-то от бубна, музыка получалась сочной, весёлой, звериной.
И кузнец, и музыкант щеголяли в праздничных рубахах, белоснежных с красной замысловатой вышивкой по вороту и рукавам. Гостомысл привязал к своей голове оленьи рога, а Лель скрепил волосы венком из Иван-чая.
Около одной из изб стояла большое корыто, в которое налили молоко. И люди, и медведи, иногда подбегали к корыту, и на четвереньках, жадно глотали белоснежную жидкость.
- Это, наверное, обезболивающее лекарство! - крикнул Ваня, но ему никто не ответил. Так как в какофонии звуков, его голос был не слышен.
Не только люди страдали от дикой пляски, медведи тоже были в порезах и ссадинах, с опаленными пламенем ушами и лапами. Движения танцоров всё ускорялись, кровь лилась ручьями, уже было не понять, где человеческая кровь, а где медвежья. В конце танца, люди и звери положили руки и лапы друг другу на плечи, и с рёвом носились по ни правильной траектории, вокруг костра.
Языки костра, подчинялись музыке и рёву. Сама музыка стала похожа на рёв. Силы начинали покидать людей и животных. Молодые витязи из последних сил стояли под тяжестью тяжёлых медвежьих лап. Неожиданно всё кончилось. Лель стал играть однообразно, повышая тональность каждой следующей ноты. Огонь становился всё тоньше и выше, и словно дерево тянулся к луне. Рёв плавно перешёл в вой, гортанный, глубокий вой, созвучный, глубине озера. Лель закончил песню, Гостомысл из ведра плеснул в огонь воды. Вода зашипела, костёр моментально потух. Запахло мятой и можжевельником. Внезапная темнота и тишина оглушила зрителей. Большая, полная Луна висела над озером, водная гладь, а с крыши озеро было как на ладони, было зеркальным, и лунные дорожки, словно реки серебра, убегали за горизонт.
Медведи, люди не двигаясь, лежали вокруг костра. Зола от костра в свете месяца тоже отсвечивала серебром. Лель уснул, прямо на крыше, на жердях.
Гостомысл помахал ребятам, и крикнул необычно звонко.
- Добрых снов! До светлого утра!
И сразу кузнец, по-видимому, через специальный лаз, провалился сквозь крышу, внутрь избы.
Ребята спустились вниз и заново застилали кровати. Во дворе, в лесу, на озере было идеально тихо. Лишь шорох одежды, да скрип соломы под ногами, говорили о том, что звуки ещё можно воспроизводить, и они никуда не пропали из этого мира. Первой нарушила тишину сова. Её крик, был долгожданным, вслед за совой, мир снова наполнился звуками. Ваня открыл дверь. Осины, дрожали волнистыми листьями, волны озера облизывали прибрежные камни, в еловом лесу завыл волчок. Послышался девичий смех.