Косил Витюша пока светло было. Потом камыш расплываться стал под взглядом. Ножом он несколько раз свежий воздух порезал вдоль и поперёк. Услышал - справа по берегу к ангару мужики шли. Брели, точнее. Движение работяг было как на замедленных кадрах фильма. Они ещё видны были. Силуэты, слегка сгорбленные на фоне пропадающего солнца, которое не надолго оставило после себя полукругом над горизонтом высокий багровый, шевелящийся в стылом воздухе купол. Шанин сунул нож в чехол, заткнул между рубахой и брюками и пошел за мужиками, которые его вроде бы даже не заметили. Так он думал пока скользящий перед ним на заиндевевших валенках парень не произнёс.
- А ты, новенький, откликаешься на какое название?
- Виктор я.- Сказал Витюша, чтобы все услышали.
- Слева покос длинный - твой?
- Да. С обеда сколько успел - нарезал. Учусь ещё. А ты кто?
- Саня. Сашок- посошок.- Хмыкнул новый знакомый.- А вот скосил ты, на мой точный взгляд, дневную норму. Ну, завтра волокуши притаранят твой камыш в ангар. Взвесят. Но тут за полдня кто сможет так пошустрить? Ну, Серёга без проблем уложит столько стеблей и Коля- бык. Здоровый, падла. Хоть и алкаш конченый. В подвалах жил с крысами. Жена умерла у него. Детей не было. Он дом продал. Хотел в деревне купить и честным пахарем заделаться. Но не успел.
- Потерял деньги или отобрали?- Поддержал тему Витюша.
-Пропил половину, а вторую у него тиснули, когда он набрался коньяка и упал в парке под сирень. Так деньги у него за пазухой нашли ухари- жиганы, под майкой в тряпочку завёрнутые. Он ещё помаялся в подвалах, а потом на базаре узнал как до нас добраться. Сам приехал. Сейчас - передовик на особом положении как и Сергей. Едят лучшее, нам сроду недоступное. Ну и пьют хороший портвейн. «Три семёрки» и двенадцатый номер. А мы хаваем неплохо, сытно, но пить нам носят вермут местный из Рудного и заразу эту -«солнцедар». Ну, гадость, конечно. Но цепляет, дух поднимает. Работать легче. На день бутылку дают. Сам пил уже?
- Мне пока не давали.- Витюша отряхнул с колен и рукавов снег с ледышками.- Не заработал за полдня.
Выпить ему очень хотелось. Весь организм просил. Каждая клетка ныла, ждала хоть капли любого пойла. Наверное, перенервничал Шанин, шибко напрягся от переживательных мыслей за себя и, особенно, за Наташку, а потому и требовало всё нутро расслабления. Но он был среди чужих и не знал - можно попросить взаймы или это здесь против правил. Но как Сашок это почувствовал? Уникальная тайна. Он на ходу достал из внутреннего кармана фуфайки- стёганки бутылку вермута. В ней было не меньше двухсот граммов.
- На, поправься. - Мне не лезет уже. Да и в камыше, там где моя постель, заначка есть. Три флакона. Вечерком после ужина приходи. Бухнём за знакомство. Нам питья привозят от души. Навалом. Это чтобы мы не убегали. Если есть что можно с удовольствием покушать, вмазать и где спокойно поспать место отведено - никакой бич никуда отсюда до смерти не свалит.
Витюша из горла вылил в себя красную жидкость, жутко пахнущую старым пережженным кардамоном и местной полынью, которую на заводе добавляли, скашивая это ядрёное растение, наверное, в степи вокруг города. Вечерний мороз для Шанина после десятка глотков полностью прекратил существование уже через пять минут. На душе стало легко, тепло и он прекратил горевать о том, что влип вместе с Наташей в вязкое болото подпольного производства, откуда и зацепиться не за что, чтобы выбраться на вольную волю.
В столовой было так чисто и уютно, будто поставили её тут для иностранных туристов, привыкших в своих германиях да италиях с чехословакиями к таким извращениям как бархатные шторы на окнах, плисовые накидки- чехлы для стульев, салфетки в стаканах посреди стола и к таким блюдам как жаркое «по- деревенски», ростбиф, тефтели с гречихой и солёным салом, бефстроганов или пожарские котлеты с гарниром «рататуй». Это не в каждом ресторане найдёшь. А для бедолаг - бичей, бесплатно кующих государству и нелегальным хозяевам миллионы, этим хозяевам ничего не жаль. Лишь бы «вкусно» вкалывали рабочие после вкусной еды, какую они раньше и на фотоснимках - то не видели. Обухова была единственной на камышовых разработках, кому Егор Ильич платил пятьсот рублей в месяц. Это зарплата секретаря горкома партии. Почему? Егор был мужиком умным и знал, что работяге, в прошлом - огрызку жизни неприкаянному, от такой добротной еды захочется сегодня делать работу лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня.