Шанин пожал руку нищему, потрепал его по старой шапке, сказал «спасибо, выручил, брат!» и пошел от церкви к скверику, собранному из сплошной желтой акации. Она уже почти распустилась. На скамейке, куда Витюша плюхнулся тяжело и неуверенно, пахло клейковиной почек и сладостью маленьких трёхлистных цветочков лимонного цвета.
- Домой, в Семёновку, нельзя ехать. Позор. Меня не только Хохлов, но и кореша из пивной засмеют, заплюют и правы будут. Но в смерть обидится один Хохлов и очень расстроится, а может даже и приболеет Наташка. - Шанин перебирал возможные варианты его возвращения, глупого, бесполезного и несвоевременного. Не было ни одного варианта, чтобы приехать обратно без стыда на роже. - Значит надо очухаться здесь, в городе. Стать трезвым, почистить одежду, душу и тело в местной бане, да попроситься на приём к начальнику курсов. Сказать, что оплошал и подвёл весь коллектив не намеренно, а по глупости. Решил, мол, выпить сто граммов после учёбы, отметить благодарность за задержание преступника. Ну, глупо вышло. Но он не хотел такого исхода и готов искупить вину свою честным выполнением самых трудных заданий.
Он поднялся и быстро пошел на базар.
- Может там наши, Семёновские, торгуют.- Надеялся он вслух.- Займу у них трояк. Выпью, отосплюсь на вокзале, а утром пойду шибко челом бить перед начальством. Может, сжалятся, возьмут обратно.
Он старался не думать о том, что Хохлову о его отчислении уже доложили, что об этом и Наталья знает тоже. И что оба они до сих пор держатся за головы и не знают что делать. Как выправить эту дурацкую нелепую загогулину и выбить у начальства для Шанина прощение и шанс доучиться до выпускного вечера?
На базаре он без труда разыскал своих, деревенских, которые продавали сало и картошку, занял пять рублей и к вечеру напился с горя почти до состояния ползающего насекомого. Кто- то помог ему дойти до вокзала. Там он лег на длинную скамью в зале ожидания и провалился почти в подлинное небытиё.
В полночь наряд милиции обходил по графику вокзал.
- Ты кто и куда?- Растолкал Витюшу патрульный капитан. Старший группы.
- Милиционер я. Сержант.- Смог выговорить Витюша.- На задании я.
- Пусть он задание выполняет в вытрезвителе.- Засмеялся капитан. - Там его и помоют холодненькой. По паспорту он из Семёновки. Вот завтра начальник вытрезвителя туда позвонит и пусть они парня забирают. Нам тут городских хватает.
Последнее, что смог запомнить Витюша - холодный душ, белую простынь на топчане в холодной комнате и какого- то придурка, который спрыгнул со своей лежанки, подбежал к Витюше и прошептал на ухо.
- Завтра нас отпустят. Ты от меня не уходи. Опохмелимся. Я место знаю, где в долг вино дают.
- Я не пью, мля! Я бросил и буду работать в милиции.- Тоже шепотом ответил Шанин, провалился в горячий сон и пропал для всех и всего доброго, что могло бы с ним произойти, но не случилось.
Продолжение следует
Глава шестнадцатая
Глава шестнадцатая
Это был почти траурный день, когда Хохлову позвонили из районного отдела милиции и доложили, что тот, кого он рекомендовал на сержантские курсы, Шанин Виктор Иванович, только что отчислен из училища за пьянку в милицейской форме, причём при большом скоплении народа, ко всему ещё курсант разбил окно в кафе и порвал в клочья дорогой гардинный тюль, что прицельно опозорило Органы, являющиеся примером правильной жизни для советских граждан.
- Это я тебе, Андрюша, маленькую выдержку из приказа читал.- Объяснил зам. начальника политотдела Горелов. - Остальное - пафос. Тебе слушать его без надобности. Можешь заехать ко мне, я напишу бумагу с просьбой о восстановлении Шанина. Оступился курсант разок всего. А так - то он в числе лучших этого выпуска. Может, полковник смилуется. Вполне. Я его неплохо знаю. Давай, приезжай.
Хохлов заехал на ферму, рассказал плохую новость Наталье, ввёл её не только в курс дела но и в страшную истерику. Она билась лицом об молочную флягу и рвала на себе волосы. Суровый милиционер Хохлов такое, конечно, не один раз видел. Преступники отловленные, часто себя наказывали именно так за то, что попались. Но от Натальи он такого взрыва эмоций не ждал и потому пропустил момент, когда её сразу же надо было крепко прижать к себе. Билась бы об его грудь, тоже, естественно, твёрдую. Но не как фляга из алюминия. Он оттащил её на улицу, достал из кармана чистый носовой платок, смочил в талом снегу и начал стирать кровь с лица женщины, потрясённой глубже всех глубин души своей, обласканной надеждой и всем остальным, которое так прекрасно складывалось.